Леонид Гиршович: Смерть выдает себя

— Не обессудьте, Савва Олегыч, сейчас я нахожусь при исполнении служебных обязанностей, а посему, — Петр Иваныч впервые встречался с работодателем и идейным противником своей благоверной тет-а-тет, да еще не просто так, а в качестве лица должностного — а посему, — но тут он вспомнил эти проклятые марсельезы, завершившиеся досаднейшей и глупейшей выходкой с вызовом и, вспылив — в сущности против себя же, разом выпалил: — а посему обязан предупредить, что умышленное сокрытие, равно как и искажение фактов, вам известных, чревато самыми печальными для вас последствиями. Не обессудьте.

— Да помилуйте, милейший Петр Иваныч (при слове «милейший» Петр Иваныч поморщился: обращение неуместное), я считаю своим священным долгом оказывать посильную поддержку действиям властей, на каком бы уровне они ни предпринимались.

Петр Иваныч опять поморщился, теперь уже при слове «уровень».

— Коли так, то я вам буду задавать вопросы, а вы мне отвечайте. Когда именно телепат Загвоздкин поведал вам о предстоящей смерти Пешковича?

— Ну, точно день я вам сейчас не могу… но это не трудно узнать. Это было… накануне первого аншлага, который мы затем давали чуть ли не ежедневно на протяжении целого месяца… ну, по случаю готовящегося музыкального вечера, ну, этого вечера. Я сейчас возьму подшивку и проверю.

— Не трудитесь, я сам проверю. Почему в вашей памяти связываются эти два события — пророчество Загвоздкина и первый аншлаг, какая между ними связь?

— Самая прямая. Покойный Пешкович принес в редакцию программу концерта, которая, по его желанию, начиная со следующего дня, должна была регулярно печататься в нашей газете… он это делал уже не впервые, он всегда отличался некоторой назойливостью по части рекламы… в конце концов это, возможно, имело смысл.

— Простите, Савва Олегыч, мы отвлеклись, что же телепат?

— Ах да, господин Загвоздкин в это время находился в моем кабинете и тогда же вынес свой ужасный приговор.

— Так значит, эти двое господ совершенно случайно встретились друг с другом в присутствии третьего господина — я разумею господина Мискина?

— Ну, если вам угодно…

— При этом какое дело привело Пешковича к этому третьему господину, понятно, а вот что же было угодно телепату от него? Насколько я помню, ваше увлечение сверхчувственными явлениями всегда носили негативный характер. Или, может, Савва Олегыч, это был ваш старый знакомый, который забрел, так сказать, на огонек, случайно?

— Нет, нет, господина Загвоздкина я раньше не знал, это была первая наша встреча, если не считать, что я уже успел к тому времени ознакомиться с материалом, предложенным им нашей газете.

— Материалом метафизического свойства, я так понимаю?

— Да, совершенно верно.

— Но на что же он мог надеяться, зная, что «Страж» держится направления, при котором совершенно исключены такого рода публикации? На то есть «Нил», «Дети Царя Небесного», «Оттуда».

— Видите ли, существует нечто вроде корпорации, точнее профессионального союза людей, пишущих на подобные темы и сотрудничающих в названных изданиях. Перефразируя известную поговорку, замечу, что легче верблюдице пролезть в угольное ушко, чем новичку урвать себе местечко на страницах «Нила», или «Детей». Не подлежит сомнению, что он уже побывал всюду, прежде чем, наконец, пришел ко мне.

— То есть прислал к вам, как вы выражаетесь, материал.

— Именно, который мы… который я вынужден был в силу прошлого своего мировоззрения отклонить.

— А-а, понимаю. И тогда автор сам пожаловал к вам, чтобы забрать отвергнутую статью и случаем повстречал здесь Пешковича, в котором мгновенно признал покойника, то есть покойника в скором будущем. Загвоздкин дожидается его ухода — или он отозвал вас в сторонку? — и сообщает вам о сроках преставления с пугающей точностью. Месяц проходит, оракула сбывается, ваше мировоззрение меняется в корне, отныне «Страж» всегда готов предоставить свои страницы великому прорицателю Загвоздкину. Ну, так?

— Простите, Петр Иваныч, как человек мало-мальски разумный, я чувствую, что вы куда-то клоните, больше того, я даже вижу куда. Очень сожалею — мотив для убийства недостаточен.

— Поверьте моему опыту, достаточен. Впрочем, это вы говорите об убийстве, а не я. Я, сударь, — молчок, я лишь перечислил факты.

— Оставьте, Петр Иваныч, я вижу, к чему вы ведете. Но, насколько мне известно, смерть наступила от закупорки венечной артерии.

— Э, батенька, да вы эскулап. Разве производилось вскрытие? Хотя, забыл — журналисты всегда торопятся с выводами.