Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

— Вы ошибаетесь. Меня наказали за то, что я… причинил вред кузнецу.

— Ну да, конечно! И какое же колдовство мне против вас использовать? Может, превратиться в ворону и перелетать из клетки в клетку? Или сплясать джигу в воздухе, пока Сатана будет наигрывать на скрипке? А, знаю! Лучше я превращу вас в кусок сыра, чтобы крысы разорвали вас на части! Как по-вашему, впечатлит это мирового судью?

— Уверен, что впечатлит, — спокойно сказал Мэтью. — Но нам обоим от этого пользы не будет, ибо если я к рассвету превращусь в сырные крошки, то вы к полудню превратитесь в пепел.

— Я так или иначе стану пеплом — почему бы и не завтра к полудню?

Мэтью сквозь решетку посмотрел на Рейчел Ховарт, которая теперь сидела, подобрав под себя ноги.

— Не все в этом городе считают вас ведьмой.

— И кто же так не считает?

— Один человек, по меньшей мере. Имя называть не буду, чтобы не злоупотребить доверием этого человека.

— Один. — Она слабо улыбнулась. — Это случайно не мировой судья?

— Нет.

— Тогда кто это? Неужто вы сами?

— Я отношусь к таким вещам без предвзятости.

— А ваш судья — нет?

— Судья Вудворд, — сказал Мэтью, — человек чести и твердых принципов. Какой бы ни была его сегодняшняя реакция, он будет вести дело с толком и с расстановкой. Посему вы не так скоро увидите у себя под ногами горящий костер, хотя после показаний мистера Бакнера, я думаю, у судьи уже есть все основания поднести к нему факел.

— Бакнер! — презрительно выплюнула это имя Рейчел. — Чокнутый старый хрыч. Я никогда не бывала ни в его доме, ни в саду. Я вообще с ним едва знакома; за все время мы не обменялись и дюжиной слов.

Мэтью подошел к своему столу и начал складывать бумаги в аккуратную стопку.

— А вот он вас, кажется, знает совсем неплохо. Вчерашнее оголение в этих стенах наводит на мысль, что для вас сбросить одежду и разгуливать в таком виде по городу — дело вполне естественное.

— До того я сбрасывала одежду только перед своим мужем, — сказала она. — Больше ни перед кем. Уж точно на не людях и уж точно… не для таких мерзостей, какие вообразились Бакнеру.

— Тогда что это было? Просто стариковские бредни?

— Да! Безусловно.

Мэтью отыскал в стопке нужный листок и прочел эту часть протокола.

— Касательно происшедшего в саду мистер Бакнер говорит следующее: «Я никому о том не рассказывал даже после того, как услышал историю Элиаса Гаррика. А попозже Лестер Крейн сказал мне, что Стивен Дантон видел те же самые нечестивые вещи с тремя тварями и ведьмой, только они предавались разврату не в саду, а в бывшем доме Пулов, по соседству с фермой Дантона». Объясните мне, каким образом столь схожие фантазии могут прийти в голову разным людям, в разное время и в разных местах?

Она не ответила, с потемневшим лицом глядя прямо перед собой.

— Показания Элиаса Гаррика в понедельник подкинут хвороста в ваш костер, — сказал Мэтью. — Вам известно, какую историю он собирается рассказать?

Она продолжала молчать.

— Я так понимаю, что известно, — продолжил он. — Далее будет заслушана девочка по имени Вайолет Адамс. Об ее показаниях я не имею понятия. А вы?

Снова тишина в ответ.

— Что бы то ни было, обличение устами ребенка будет иметь двойной вес. Судья особо чувствителен к свидетельствам детей, и я вам советую придержать язык во время ее допроса.

— Невзирая на то, какую ложь она измыслит? — спросила Рейчел, все так же глядя в пространство перед собой.

— Да, если даже она поклянется, что видела вас в отхожем месте у себя во дворе, ублажающей разом три сотни демонов. Просто держите рот на замке.

— Возможно, вам интересно будет узнать, — сказала Рейчел, — что как раз мать этой девочки запустила мне в голову тем пахучим гостинцем перед церковью. Констанс Адамс никогда не скрывала своей неприязни ко мне. — Рейчел повернула голову и встретилась глазами с Мэтью. — Как секретарь мирового судьи, вы обязаны подчиняться его указаниям. Если вы здесь не затем, чтобы шпионить для него, тогда какой вам интерес, буду я что-нибудь говорить или нет во время допроса?

Мэтью продолжал тщательно выравнивать стопку бумаг. Покончив с этим, он вернул записи в коробку и закрыл ее. Все это время ему понадобилось для того, чтобы сформулировать ответ.

— Я люблю решать головоломки, — произнес он, теперь уже избегая встречаться с ней взглядом. — И я обычно не успокаиваюсь, пока каждая деталь в них не займет надлежащее место. В данном случае… я чувствую, что многие детали головоломки были втиснуты не туда, куда следует, и потому плохо стыкуются друг с другом. Часть из них вообще отсутствует, так что их еще предстоит найти. Другие вроде бы правильные… но и с ними — насколько я вижу — все равно что-то не так. В разгадке всего этого и есть мой интерес.