Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

— Нет, — был вынужден признать Бидвелл. — Не могу.

— Этот парень… — Хэзелтон указал на Мэтью испачканным кровью пальцем, — разрубил мне лицо и едва не лишил зрения. Из-за него я долго не смогу работать, это уж как пить дать. Такая рана не вынесет жара от горна, покуда не затянется. Теперь скажите, мистер Бидвелл и мистер судья, как вы мне это возместите?

Бидвелл смотрел в пол. Вудворд непроизвольно прижал пальцы ко рту, уже догадываясь, каких слов от него ждут. Мэтью закрыл коробочку Софи Хэзелтон. Наконец судья подал голос.

— Мистер Хэзелтон, какое возмещение вы сочли бы удовлетворительным?

— Самое малое — это хорошая порка, — сказал кузнец. — Такая порка, чтобы живого места на спине не осталось.

— Его спина и без того сильно пострадала, — сказал Вудворд. — И следы ваших пальцев на его горле исчезнут еще не скоро.

— Да плевать мне на это! Я требую, чтоб его выпороли!

— Вы ставите меня в сложное положение, сэр, — произнес судья, поджимая губы. — Вы просите меня вынести приговор собственному секретарю.

— А кто еще может его приговорить? Не будь он вашим секретарем, что бы вы решили тогда?

Вудворд быстро взглянул на Мэтью. Последний знал, какие душевные муки испытывает в эту минуту судья, но не сомневался, что в конечном счете он придет к правильному решению.

Вудворд заговорил.

— Пусть будет один удар, — произнес он еле слышно.

— Пять! — уперся кузнец. — И вдобавок неделя в камере!

Вудворд глубоко вздохнул, опустив глаза.

— Два удара и пять дней.

— Так не пойдет, сэр! Взгляните-ка сюда!

Хэзелтон сорвал с лица кровавую повязку, обнажив рану с багровыми краями — столь ужасного вида, что Бидвелл вздрогнул и даже миссис Неттлз отвела взгляд.

— Видите, что он сотворил? Теперь попробуйте сказать, что у меня не останется шрама на всю жизнь! Три удара и пять дней!

Мэтью растерянно опустился в кресло, взял бокал и осушил его залпом.

— Три удара, — устало произнес Вудворд; на его виске начала пульсировать жилка. — И три дня заключения.

Он сделал над собой усилие, чтобы встретить взгляд Хэзелтона.

— Таков мой вердикт, и он не может быть дополнен или отменен. Он сядет в тюрьму завтра в шесть часов утра и получит удары кнутом в шесть утра через три дня. Полагаю, телесными наказаниями у вас ведает мистер Грин? — Он взглянул на Бидвелла, который подтвердил это кивком. — Решено. Я вынес этот вердикт в качестве мирового судьи, представляющего власть короля Англии и губернатора этой колонии.

Кузнец скривился так злобно, что мог бы напугать сам себя, увидев отражение в зеркале. Потом он вновь закрыл рану тряпицей.

— Вижу, тут ничего не поделаешь, раз уж вы непредвзятый судья и все такое, — пробурчал он. — В пекло этого паскудного гаденыша, вот что я вам скажу!

— Приговор вынесен. — Лицо Вудворда начало наливаться краской. — А вам я бы посоветовал наведаться к врачу.

— Я этому доктору-смертоносцу даже притронуться к себе не позволю, нет уж, сэр! А сейчас я уйду, будьте покойны. Ваше правосудие дурно пахнет.

Он начал запихивать вещи обратно в мешок. Последней туда отправилась шкатулка с украшениями, которую Мэтью оставил на столе. Подняв мешок узловатыми ручищами, Хэзелтон с вызовом посмотрел на Вудворда, затем перевел взгляд на Бидвелла и обратно на судью.

— Будь проклят этот мир, в котором человек получает увечье только за то, что защищал память своей жены, а закон не наказывает за это даже хорошей поркой!

— Порка будет исполнена надлежащим образом, — холодно заметил Вудворд. — Три удара.

— Это вы так говорите. Но учтите, я там буду, чтобы за всем проследить!

Развернувшись, он направился в прихожую.

— Мистер Хэзелтон, — внезапно произнес Мэтью.

Кузнец остановился и устремил хмурый выжидательный взгляд на своего недруга.

Мэтью поднялся на ноги.

— Я хочу сказать… я глубоко сожалею о случившемся. Я вел себя совершенно недопустимо, за что прошу у вас прощения.

— Ты получишь мое прощение только после того, как тебе до костей раздерут спину кнутом.

— Я понимаю ваши чувства, сэр. И признаю, что заслужил наказание.

— По заслугам тебе причитается куда больше, — сказал Хэзелтон.

— Да, сэр. Но… могу я обратиться к вам с просьбой?

— Что?

— Вы позволите мне донести ваш мешок до фургона?

Хэзелтон озадачился — возникшие на его лице складки могло бы сравниться числом с колдобинами на пяти милях разбитой дороги.

— С какой это стати?