Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

За тюрьмой, на последнем отрезке улицы Правды, находилось еще несколько домов с надворными постройками, садами и огородами. Часть домов уже пустовала, а от одного остались только головешки. Брошенные сады зарастали сорняками и колючим кустарником, а некогда щедрая пашня теперь больше смахивала на опасную трясину. Бидвелл направился к одному из домов в конце улицы и решительно постучал в дверь. Уинстон остановился неподалеку, рукавом вытирая пот с лица.

Почти сразу дверь со скрипом отворилась, и в проеме возникло сероватое, с запавшими глазами, лицо человека, явно страдающего от недосыпа.

— Добрый день, Мейсон, — сказал Бидвелл. — Я пришел поговорить с твоей женой.

Мейсон Барроу сразу понял, с какой целью его навестил хозяин Фаунт-Ройала, и потому без лишних слов распахнул дверь, отступая от входа. При этом его черноволосая голова понурилась, как у провинившегося пса в предчувствии порки. Бидвелл и Уинстон вошли в дом, который казался размером с коробку для париков по сравнению с недавно покинутым ими особняком. Двое детей Барроу — восьмилетняя Мелисса и шестилетний Престон — тоже находились в гостиной; старшая смотрела на чужаков из-за стола, а младший цеплялся за отцовскую штанину. Соблюдая правила вежливости, Бидвелл при входе первым делом снял шляпу.

— Надо полагать, она сейчас в постели?

— Да, сэр. Так расхворалась, что прямо беда.

— И все же я должен с ней побеседовать.

— Конечно, сэр. — Барроу вяло кивнул, а Бидвелл меж тем заметил, что детям тоже не мешало бы выспаться, да и поесть чего-нибудь горячего и сытного. — Как пожелаете.

С этими словами он указал на комнату в глубине дома.

— Хорошо. Эдвард, за мной.

Бидвелл подошел к открытой двери и заглянул в комнату. Там на постели лежала Элис Барроу, подтянув смятую простыню до подбородка. Ее глаза уставились в потолок, землистого цвета лицо блестело от пота. Единственное окно было закрыто ставнем, но комнату в достаточно степени освещали семь сальных свечей и смолистые сосновые ветки, горевшие в большой глиняной чаше. Жечь свечи среди бела дня было неразумной расточительностью для бедного фермера вроде Мейсона Барроу, не говоря уже о том, что его дети наверняка испытывали дискомфорт от такой избыточной иллюминации. Когда Бидвелл перешагнул порог, под его башмаком скрипнула половица, и женщина повернула голову к двери. Ее глаза широко раскрылись, дыхание замерло, как от резкой боли, и она инстинктивно попыталась забиться поглубже в постель.

Бидвелл сразу же остановился, не проходя дальше в комнату.

— Добрый день, мадам, — сказал он. — Можно с вами перемолвиться парой слов?

— Где мой муж? — тревожно спросила она. — Мейсон? Куда он делся?

— Я здесь! — ответил Барроу из-за спин гостей. — Все хорошо, бояться нечего.

— Не дай мне заснуть, Мейсон! Обещай это!

— Обещаю, — сказал он, быстро взглянув на Бидвелла.

— Что за чушь? — обратился к нему Бидвелл. — Эта женщина боится спать?

— Да, сэр. Она боится заснуть и увидеть во сне…

— Замолчи! — умоляюще, с дрожью в голосе вскричала Элис Барроу. — Если любишь меня, не упоминай это !

Девочка расплакалась, мальчик все так же держался за папину ногу. Барроу посмотрел прямо в лицо Бидвеллу.

— Она малость не в себе, сэр. Не спала уже две ночи. Боится темноты и даже теней среди дня.

— Так оно обычно и начинается, — тихо заметил Уинстон.

— Придержи язык! — цыкнул на него Бидвелл, после чего достал из кармана камзола кружевной платок и смахнул им бисеринки пота со своих щек и лба. — Как бы то ни было, Барроу, мне нужно с ней поговорить. Могу я войти, мадам?

— Нет! — ответила она, натягивая влажную простыню до самых глаз, расширенных от ужаса. — Убирайтесь!

— Благодарю вас.

Бидвелл подошел к постели и остановился, глядя на нее сверху вниз и обеими руками держа свою шляпу. Уинстон последовал за ним, а Мейсон Барроу остался в гостиной, чтобы успокоить плачущую дочку.

— Мадам, — начал Бидвелл, — вам следует воздержаться от распространения слухов об этих ваших снах. Мне известно, что вы рассказали об этом Кэсс Суэйн. И я вынужден вас попросить…

— Я рассказала Кэсс, потому что мы с ней дружим! — отозвалась женщина из-под простыни. — И прочим друзьям я это рассказала тоже! Почему бы и нет? Им надо знать то, что знаю я, если они ценят свои жизни!

— И что же делает ваши знания столь ценными, мадам?

Она откинула простыню с лица и вызывающе уставилась на Бидвелла. В глазах ее были слезы и страх, но острый подбородок нацелился на него, как таран.