Владимир Апаликов - И Аз воздам

— Можем! И только так, — жёстко откликнулся старший. — Вы нас веками мордовали, пришёл наш черёд. Вы будете прощаться? А? Нет? Тогда, барышня, отойди чуток в сторонку.

— Володя! Милый! Неужели так всё и закончится? — Маша не могла поверить, что происходящее не снится ей, что эти люди с винтовками сейчас просто заберут их жизни.

— Маша, я прошу тебя, уходи! Уходи, пока можно, они не пощадят тебя.

— Нет! Мы клялись, что будем вместе, навсегда. Нет! Нет!!

— Маша!!

— Слушайте, мы что — до утра тут будем валандаться? — озлился теоретик. — Не хочет — пусть остаётся. У нас, собственно, служба уже закончилась. А мне ещё конспект по философии надо заканчивать.

— И то верно! — снова согласился старший. — Тогда станови их к стенке. Раз сама не хочет уходить, чего ж заставлять? А?

— Погоди, — вмешался красавец. — Её-то зачем сразу? Такую красоту грех не приласкать. Давай-ка, я её в вагон пока.

— Ну, твоё дело, — равнодушно сказал старший, дулом нагана показал Владимиру. — Становись вон туда. Да быстрей ты! Правда, что ли, до утра тут с вами вошкаться?

— Оставьте, оставьте её! — Владимир рванулся к красавцу, который затаскивал Марию в темноту вагона. Наган ударил его по лицу, двое патрульных подхватили обмякшее тело под мышки, поволокли, притиснули к стене вагона.

Сознание милосердно покинуло Марию, распластанную на вонючих тряпках. Она не слышала залпа, отправившего её Владимира туда, откуда уже никогда не возвращаются. Она не почувствовала грубо вторгшегося в неё самца.

— А с трупом что? — впервые подал голос четвёртый патрульный, почти мальчик, облачённый в бушлат с башлыком. — Здесь оставим?

— Зачем здесь? — возразил старший. — Закинем в вагон, пусть едет куда подальше. Обыщи его.

Четвёртый полез по карманам, достал документы, раскрыл удостоверение.

— Игнатьев Владимир Николаевич, специальный комиссар военного министра, — прочитал он раздельно, повернул удостоверение к ближнему фонарю. — Податель сего уполномочен провести ревизию фонда фуража. Всем организациям и ведомствам оказывать комиссару всемерное содействие. Гляди, и правда — комиссар.

— Федот — да не тот, — веско припечатал старший. — Не наш комиссар. Бери его за ноги, толкай. Эй, ухажёр, ты где там, а? Помогай.

Красавец вынырнул из тьмы, стал тянуть тело кверху. На лице его бегала дрожащая ухмылка. Толкаясь они наконец запихнули то, что было Владимиром Игнатьевым, внутрь вагона. Красавец спрыгнул, хохотнул:

— А невеста-то девкой оказалась.

— Да ну? — почему-то изумился старший.

— Ага. Вот не думал — они ж столько времени вдвоём ездили. И чего он с ней делал в дороге? Турусы разводил? Хороша ведь девка. Жалко только, что не в себе была. Даже не дёрнулась ни разу.

— Ну-ка пойду и я попробую. Может, уже в себя пришла? Подёргается, а? — командир ловко вспрыгнул на подножку, пропал внутри вагона. Через минуту оттуда донеслись неясные звуки, женские стоны.

— Очнулась, кажется. Стонет, — заволновался лектор. — Это как-то… Меняет как-то дело… Я, собственно, следующий.

И не дожидаясь ответа, тоже полез в вагон.

Красавец достал шикарный портсигар, закурил, прислонился к вагонному поручню.

— Очень люблю я это дело, — признался он. — Эта у меня, значит, тринадцатая будет девка. Нехорошее число. Надо быстро исправлять.

— А баб сколько было? — живо заинтересовался бушлат.

— Баб я не считаю. Тут легко со счёта сбиться. Баба — это такая сладкость… — красавец сытно зажмурился, даже губами почмокал. — Особенная это сладкость. Чем больше употребляешь, тем больше хочется. Вот ведь как.

— А как у тебя так получается, что девки и бабы сами на тебя липнут?

— А вот слушай и запоминай, — красавец притоптал папиросу, поправил щегольскую папаху. — Для начала надо ей в глаза смотреть. Долго-долго. Глаз не отводить, дождаться, пока она сама отведёт свои гляделки. Тогда — всё, тогда знай — она твоя. И ты начинаешь…

— Эй, вы чего тут, а? — командир выпрыгнул из вагона.

— Учу вот молодого баб укрощать.

— Вон, пусть лезет в вагон и укрощает, — сказал старший, повернулся к четвёртому. — Сейчас тот кончит, и ты давай. Быстрей только. А то мы тут и так без времени застряли.

— Не-не-не, я не пойду. Так я не хочу, — вдруг заартачился бушлат и даже руку поднял, защищаясь.

— Чего? — искренне удивился старший. — Как это не пойдёшь? Чистеньким хочешь остаться, гад? Мы, значит, чёрненькие, а ты один беленький! Может, ты и заложить нас собрался? А?