— Жив я, жив,— простонал Иван, дотронувшись до простреленного плеча.— Кость, видать, задета. Помоги встать.
III
Кавалерийский полк расположился на кратковременный отдых в небольшой деревушке.
Взводный Михрюта устроился на выскобленных до желтизны ступеньках крыльца и, снисходительно посмеиваясь, слушал ветеринарного фельдшера. Тот, привирая на каждом слове, рассказывал об охоте на медведя-шатуна. Фельдшер, обычно бледневший при звуках выстрелов или лязге шашек и торопливо втягивающий голову в округлые, по-бабьи вислые плечи, в глазах Михрюты выглядел человеком трусоватым, а потому и никчемным.
Но после долгой изнурительной тряски в седле, от которой в глазах вспыхивают огненные букашки, ноги чугунеют, и усталость колотит тебя, как баба белье валиком, приятно было наслаждаться тишиной, и сиплый голос нудоты-фельдшера звучал даже приятно.
В последнее время в жизни отчаянного конника Викентия Михрюты произошли значительные изменения. Он принял комендантский взвод. И, зная свой бесшабашный характер, втайне удивлялся решению Изотова. Комендантский взвод состоял из испытанных рубак и постоянно находился при командире полка. Нередко Изотов во главе взвода, который он берег, как последний резерв, мчался в атаку, и тогда Михрюта неотступно следовал за командиром, прикрывая его с, фланга. Подражая Изотову, он стал регулярно бриться и приобрел бравую выправку.
— И тут я его, лешего лохматого, как саданул ножом под ребро, — заорал, распаляясь, фельдшер.
— Ты бы потише, паря, байки привирал,— загудел недовольно подошедший комендант штаба, указывая на неплотно прикрытую дверь:— Неровен час, командир встрепенется.
— Его и пушкой нынче от стола не оторвешь,— ухмыльнулся фельдшер,— в книжки закопался. Большое предрасположение имеет к чтению. При его молодых годах одно утомление глаз и трата времени.
— Эх, ты, лошадиный лекарь, куда загнул,— покосился на фельдшера комендант штаба, похлопывая по голенищу сапога наборной уздечкой.— Кирилл Маркелович понятие об жизни, об ее, значит, сути, поболе тебя имеет. Шутка ли, столько книг перечитать.
— Он их в двух тяжеленных мешках возит,— вставил Михрюта.
— Любовные, должно быть, романы про всякие разлюли-малины, что промеж собой господа учиняют.
— Тю, дура,— оборвал фельдшера комендант.— Он этим не балуется. Мужик самостоятельный, без буржуйских фиглей-миглей. Он стихи уважает. Читает громко, нараспев, вроде как кержаки свои псалмы. Погоди, дай-ка памяти. Ага, вот эти.
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль…
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль…
— Пушкин, должно, написал,— высказался Михрюта, слушавший однажды в детстве под открытым окном гимназии стихи великого русского поэта. Покоренный их нежным и сильным звучанием, он, чумазый оборвыш, влез в окно и получил от преподавателя русской словесности удар линейкой по лбу.
— Я тоже думал Пушкин. Уж кто, окромя него, такое сотворит. А командир говорит, что Блок их сочинил,— пояснил комендант.— Думаю, Блок этот старого закалу, из гусаров или драгун.
— И в конях, видать, толк знает,— поддержал его Михрюта.
Кирилл перелистал томик Блока и, вздохнув, отложил его в сторону. Придвинул к себе стопку книг: «Прикладная тактика», «Стратегия» генерала Драгомирова.
В дверь осторожно заглянула простоволосая румяная дочь крестьянина, в доме которого остановился Изотов. Она поставила на стол деревянный ковшик с топленым молоком и, скрестив на груди руки, засмотрелась на пригожего красного командира. Он же, не отрываясь от книги, сосредоточенно что-то шептал. Девушка, зардевшись, охнула и выбежала на ступеньки, встретив восхищенный взгляд Михрюты.
Михрюта, одернув гимнастерку и отбросив пятерней закрученную кольцом черную прядь волос, упавшую на бровь, молодцевато шагнул к погребу, куда забежала девушка.
К крыльцу подлетел всадник и, свесившись с седла, протяжно выкрикнул: «Пакет из штаба бригады — аллюр три креста…».
Через несколько минут эскадроны, поднятые по тревоге, под звуки сигнальной трубы стекаясь в походную колонну, мчались через деревню.
В пакете находилось предписание: полку форсированным маршем следовать к окрестностям города Копейска, где сражался и погибал окруженный белыми полк «Уральский пролетарий» из соседней пятой армии.
IV
Иван сосредоточенно смотрел вдаль. Боль от раненого предплечья растекалась по руке, острыми иголочками покалывала вспухшие пальцы. Широкая полоса заката рдеющим кумачом стелилась у горизонта, высвечивая на верхушке близлежащего холма лысоватые поляны. «Гриша, Гриша, отчаянная твоя головушка,— шептал Изотов,— где ты… Отзовись».
Читать дальше