Валентин Курицын - Человек в маске

— Да промочи горло-то, Савелий Петрович, — предложил рассказчику Огнев, наливая стакан шампанского.

— И то дело, ну, будь здоров!… Так вот, говорю, слух такой шел, что где-то, не то по Абакану, не то по Тубылу, не то по Усу — ключ есть такой — золото прямо руками бери. Прямо так в русле и светился. Страшное богатство! Сказывали, что лет тридцать тому назад какой-то доверенный с приисковой партией ненароком этот ключ нашел. Обыкновенное дело, остановился разведкой. А чего уж тут разведывать, коли золото само от земли лезет. Увидал доверенный такое богатство, да и запало ему темное на ум. Чтоб, значит, от хозяина своего скрыть и ни с кем не поделиться, Подпоил он своих рабочих, человек шесть их, сказывают, было, да как напились и как спать завалились, поотрубал он им башки. Вот оно какое дело-то вышло. Нуте-с, подобравши своих ребят, доверенный наш домой поехал. Место — ключик этот — на ленту обозначил, засеки по деревьям сделал, чтобы в случае ежели партию вести, так не заблудиться. Сказывают, путался он по тайге, пока до жилого места добрался, недели две. Лошадь пала, сухари вышли, замотался парень. Первым делом, значит, в город направился, хлопотать о свидетельстве на золотопромышленность начал… А в те времена на этот счет строго было. Пока он выхлопатывал, да пока что — зима наступила. Сунулся было со своей партией по зимнему пути на лыжах — ничего не смог найти. Память у него, что ли, отшибло, или так уж Божье соизволенье было, только нет ключа, да и шабаш! По тайге-то шляючись, зимним временем застудился. Воротившись домой — занедужил и в ту же зиму помер. Не пошло, значит, впрок найденное богатство, зря только души загубил. Предъясняют так, что будто перед смертью он все это происшествие жене обсказал, ну а с того и пошел слух. И сколько, братец ты мой, этот самый ключ искали, никто ничего найти не может. Одно слово — заколдованный.

— Постой, — перебил рассказчика Огнев, — да ты-то каким манером на этот ключ натолкнулся?

Бесшумных самодовольно улыбнулся, хлебнул шампанского и, отерев усы, рассмеялся.

— Э, брат, какой ты прыткий! Держи карман шире, так тебе и сказал! Нет, Петр Васильевич, лиха беда найти было, а уж теперь я своего счастья из рук не выпущу, будьте благонадежны! Сюда, значит, в Томск, я приехал, чтобы компаньона себе хорошего подыскать, одному мне на это не подняться — ты ведь достатки мои знаешь.

…Казармы, то да се. А у меня в одном кармане — вошь на аркане, а в другом — блоха на цепи, поневоле к чужому дяде за деньгами пойдешь.

— Послушайте, многоуважаемый! — отодвинул свой стул Загорский, — да к чему вам искать-то, скажите только слово, и средства Сибирско-Британской Компании к вашим услугам! Мы охотно примем вас в число пайщиков, и, разумеется, наша компания сумеет повести эксплуатацию рудника вполне разумно и…

— Средства Сибирско-Британской Компании! Ха! Ха! Ха! Шутник же ты, миляга, как я на тебя посмотрю! Да ведь у вас, как и у меня, — здесь то пусто, да и тут-то не густо! — Бесшумных выразительно хлопнул себя по карманам. — Нет господа, компаньона мне надо денежного, такого, чтобы миллион чистоганом на стол выложил. Вот, дескать, Савелий Петрович, тебе за твое открытие, а там будем работать с тобой пополам, барыш и прибыль наша — поровну.

— Миллион! Что вы, почтеннейший, что вы! — встрепенулся Шанкевич. У него даже под ложечкой засосало от такой колоссальной цифры.

— А ты как думал? — отрезал ему Бесшумных, — да там, в моем ключе золото, чай, не на один десяток миллионов лежит! Вот как!

Загорский встал, подошел к счастливому обладателю таинственного Эльдорадо и вполне откровенным тоном произнес:

— Поздравляю вас, многоуважаемый, и вполне понимаю ваше желание угостить нас шампанским. Только уж одной дюжиной вы не отделаетесь, нет! Ведь вы теперь первый богач в мире.

— Голуби мои! — воскликнул Бесшумных, — да пейте в мою голову, пейте, сколько влезет! Эй, прислуживающий! Две дюжины шампанского!

Загорский и Гудович обменялись многозначительными взглядами.

Кутеж начал принимать крупные размеры.

Вечером в тот же день, когда Петр Васильевич устраивал званые блины, на противоположном конце города в ресторане второго разряда, принадлежащем некоему Соломину, царило праздничное оживление. Обе комнаты заведения были полны народа. Публика — все, что называется, средняя, без больших капиталов в кармане: мелкие приказчики, мастеровые, управские писцы. Смешанный гул голосов, резкое щелканье биллиардных шаров, хлопанье раскупориваемых пивных бутылок — все это составляло своеобразную музыку, несомненно приятную для хозяйского уха. Торговля шла на славу. То и дело с разных концов заведения раздавались требования.