Валентин Курицын - Человек в маске

— Милостивые государи, — заговорил он, весь красный от внутреннего волнения, — в этот, можно сказать, столь важный момент нашего сближения на почве научных истин…

— Как это научных истин? — недоумевающе спросил, уставившись на оратора своим осоловелым взглядом, Шанкевич.

— Очень просто-с, в смысле новейших машин-с, — сердито отрезал Дубинин.

— Позвольте, господа, не перебивайте оратора, — заступился Загорский, внутренне досадуя на нелепую речь доморощенного Цицерона.

Сэр Бальфур, прерванный на полуслове, густо покраснел и поспешил сделать несколько глотков из своего стакана.

— …На почве научных истин, — упрямо повторил Дубинин (речь у него была заучена, но теперь, сбитый с толку замечаниями Шанкевича, он начинал путаться). — Всякое культурное начинание приятно нам, ежели оно полезно… Англия всегда шла впереди… Изобретения, прогресс, и вообще, механика…

— Да будет тебе канитель-то тянуть, — уже совсем пьяно воскликнул Шанкевич, пытаясь раскурить потухшую сигарету.

— …А потому предлагаю выпить за представителя английской промышленности и дружественной нам нации, — твердо, по заученному, закончил свой спич Дубинин и, наклонясь через стол к Шанкевичу, злобно прошептал:

— Вы, господин Шанкевич, невежда и осел, и ежели бы мы сегодня не на такой деликатности время проводили, то быть бы вам от меня битым. Так-то-с!

— Ну, полноте, господа! Что это? — вмешался хозяин.

Его не на шутку шокировала эта сцена.

Англичане, будучи более трезвыми, чем остальные присутствующие, с любопытством наблюдали начинающуюся ссору…

В это время за дверями кабинета послышался какой-то шум: кто-то ломился в дверь, Но его не пускали.

— Нельзя-с, как можно-с без доклада! Позвольте-с! — раздавались протестующие голоса лакеев.

— Что?! Какие там доклады?! Мне Петьку Огнева нужно!

— Что это там за шум? Кто там кричит? — удивленно посмотрел на Огнева Загорский.

Дверь кабинета распахнулась, и ввалилась новая фигура. Это был мужчина высокого роста и могучего телосложения. Темно-синяя суконная поддевка облегала его крепкие члены. Бархатные шаровары были заправлены в высокие лакированные сапоги. Красная шелковая рубашка, перехваченная серебряным наборным поясом, красиво оттеняла смуглое, замечательно выразительное и подвижное лицо вошедшего. Трудно было определить его года. В густых, слегка вьющихся волосах кое-где белели серебряные нити. В углу, около глаз, пестрели морщинки, но общее выражение лица было открытое и юношески смелое. Молодой, веселый задор и легкая ирония подгулявшего человека светились во взгляде незнакомца. Он остановился около дверей и, пока улеглось движение, вызванное его приходом, молча и насмешливо улыбался.

— Простите, господа честные, — прервал, наконец, он неловкое молчание, — Простите, что так, попросту, без доклада, вошел к вам.

Голос у него был приятный, грудной, певучего тембра. В манере выговаривать слова сказывался лихой песенник, большой охотник покалякать в дружеской компании, и вообще — парень-рубаха.

Огнев узнал неожиданного посетителя, строго посмотрел на него и сердито возвысил тон:

— Чего ты ломишься, как оглашенный? Ежели дело ко мне имеешь, то мог бы в номер прийти, а здесь мы по частному случаю и о делах разговаривать некогда. Экий ты, брат, волк таежный, никакой образованности нет, — досадливо закончил Огнев, ища глазами лакея, чтобы сделать выговор за допущение незваного гостя.

— Стой, брат Петька! Погоди ругаться! Дай сказать, как дело было, — весело и оживленно заговорил незнакомец, подходя вплотную к столу. — Да давай, поздороваемся, что ли! Али важным барином стал? В сюртуке и при манишке ходишь! Как же, директор Сибирско-Британской Компании. Ах ты, шут гороховый!

— Однако что же это такое? Это слишком бесцеремонно, — возмутился Гудович.

— Извините, господа, — добродушно улыбнулся вошедший, — не обессудьте на простом слове. Позвольте познакомиться — Савелий Петров Бесшумных! Таежный волк, как верно изволил сказать господин директор, приискатель по всей форме, душа нараспашку. Только вчерась из своих палестин в сибирскую столицу прибыл и первым делом по святым местам с поклоном пошел… Я здесь в ресторации услышал, что старинный мой друг и благоприятель — Петр Васильевич Огнев — со своими товарищами блины изволит кушать. Дай, думаю, зайду. Авось, и для меня, старого забулдыги, чарка водки найдется.