Тимур Максютов - Атака мертвецов

Нервная толпа цивильных у двери; городовой устало отбивается:

– Распоряжение начальника станции: только для господ офицеров. Извольте в город, тут полверсты, и ресторан. А при вокзале – исключительно для офицеров.

Низенький толстяк в котелке визжит:

– Это возмутительно! Что ещё за неравенство? Я имею такое же право.

– Право имеете, а как же, – соглашается полицейский, – а вот пройти – нет.

Мальчик в форме реального училища теребит женщину за рукав пальто:

– Никак, да? Хотя бы булочку.

– Потерпи, милый. Наверное, пойдём искать этот ресторан.

Она снимает с головы мальчика фуражку, гладит по лёгким светлым волосам, беспомощно оглядывается.

У неё тонкое, бледное, очень усталое лицо. Чёрные волнистые волосы и зелёный жакет под распахнутым лёгким пальто.

– Ваше благородие! Проходите, – кивает мне городовой, – господа, господа, пропустите офицера.

Я беру даму под локоть, подмигиваю реалисту:

– Проголодался, Игорёк?

– Я не Иго… – Он понимает, улыбается хитро и подмигивает в ответ.

– Дама и мальчик со мной, – говорю я.

Городовой собирается было возразить. Я не жду: отодвигаю его с прохода и пропускаю женщину.

В буфете битком. Накурено, звенят бокалы. За столами – все рода войск, гул и выкрики:

– За харьковских улан, господа! До дна!

Замороченный половой в замызганном переднике вздыхает:

– Там, в углу, маленький столик на двоих. Но ребёнку можем приставить стул.

– Я не ребёнок! Я второклассник.

– Разумеется, сударь. Оговорился, извините.

– Проводите даму, голубчик, – говорю половому, – а я как-нибудь.

Брюнетка, кажется, собирается возразить, но тут радостный вопль:

– Коля! Добился своего, чертяка, всё-таки служишь. Откуда здесь?

Через зал ко мне идёт пехотный поручик: рука на перевязи, солдатский «Георгий» на груди.

Это Александр Ярилов, мой дальний родственник.

Сашка – из «красных Яриловых»; у них в роду рыжие – не редкость. Наши деды – двоюродные братья; вместе сражались в Севастополе в Крымскую войну. Мы ровесники, должны были поступать в один год; как я завидовал его кадетской форме!

Саша тащит меня к столу, заставленному графинами с коньяком; компания тут явно давно.

– Позвольте представить, господа. Николай, и тоже Ярилов.

Артиллерист-капитан смотрит на меня, прищурившись. Бормочет:

– Не похож. Ты вон вымахал, как верста коломенская, и рыжий. А этот тощий, чернявый и в очках. Не похож. Да ещё прапорщик, штафирка.

У меня вспыхивают уши и сжимаются кулаки. Саша смеётся, подталкивает меня к свободному стулу:

– Не обращай внимания, он тут вторые сутки, уже все запасы шустовского опустошил. Рассказывай, братец.

Я вздрагиваю. «Братцем» меня называл только Андрей. Рыжий наливает полстакана из графина, приглашает:

– Давай, кузен мой. Сколько не виделись? Года четыре?

– Пять. С десятого.

Я задерживаю дыхание и пью до дна.

В десятом году, в конце лета, я вернулся из Берлина. Два года в тамошнем университете после побега из Ревеля. Тарарыкин исхлопотал мне перевод в Петербургский университет; тогда казалось, что всё успокоилось, «товарищи» ушли в глубокое подполье, а страшный Химик пропал вслед за Толстым-Азефом. Охранка про меня забыла; словом, ничто не угрожало мирным научным занятиям.

Я был тогда «европейцем», щеголял котелком по последней моде и нарочитым немецким акцентом. Щёлкал пальцами, якобы вспоминая:

– Как это будет по-русски?

Дурак, одним словом. Но на девиц производило впечатление. Впрочем, по сравнению с натуральным красавцем, весельчаком и свежеиспеченным подпоручиком Александром Яриловым я, конечно, проигрывал два корпуса, если не полкруга.

Рыжий только выпустился в полк, уезжал в Виленский военный округ. Погуляли мы знатно: он получил подъёмные, а я пенсию за отца. Рестораны, лихачи, какие-то девки…

А теперь сидели, обнявшись, в замызганном привокзальном буфете, два фронтовика – раненые, награждённые, рвущиеся обратно в свои полки; Саша кивал на перевязь и смеялся:

– Говорю: отпускайте меня, контузия прошла, а перелом – ерунда, само срастётся. Но эскулап – ни в какую. Я плюнул, сестричку подговорил, она мундир и сапоги мне вынесла. Вот, еду. Мои там без меня не справятся. Уже до Минска добежали. А ты?

– Предписание в Главный штаб, – нехотя сказал я, – будут, наверное, в тыл пихать, как травленого. Ну уж дудки. Сбегу, как ты.

Мы – братья не только по крови, но и по судьбе.