Юлия Яковлева - Небо в алмазах

– А ты с Питера, значит?

Я кивнула.

– Студентка или как?

– Или как.

– Занозистая ты больно.

Неприятельница мне была ни к чему.

– Я не занозистая, – спокойно объяснила я. – Просто замерзла, устала и хочу в уборную.

– В сортир? Ты так и скажи: в сортир.

Баба отставила блюдце.

– Пошли.

Она, в сущности, была добрая. Просто очень тупая.

«Мавруша, кто там?» – раздался голос. Мавра! Кухарка Мавра. Блеск. Расскажу Тасе. Я уже предвкушала, как это сделаю, какая мина будет у Таси. Мавра отогнула портьеру с бомбошками. Дама в кресле тоже не была «бомбейской чумой». Не тот возраст. За Маврой сомкнулись портьеры. Поняв, что посещение уборной отложено, в туалет я захотела истерически.

– Кто вы?

– Обратиться к Александре Сергеевне мне посоветовала Анастасия Сергеевна, и она же дала ваш адрес, я…

– Я знаю, кто вы. Показывайте.

Рукой я нырнула за ворот, под сорочку, под лямку лифа. Браслеты царапались, как твердые насекомые. Глаза дамы жадно блеснули. Или в них просто отразились бриллиантовые искры.

– Ах, какая прелесть… Да что вы мнетесь. Присядьте.

Жест руки, на пальцах – блеск перстней. «Интересно, а они кому принадлежали раньше?» Сев, я тут же сплела ноги. Стало правда легче.

А дама, как назло, не торопилась. Она прикладывала браслеты себе то к ушам, то ко лбу, то на макушку – и приговаривала, поводя плечом:

– Горит в алмазах голова.

Мне, правда, казалась уместнее басня «Мартышка и очки». Я заранее помирала со смеху, воображая Тасины комментарии. «Если только свижусь», – вдруг пришло мне на ум. Глаза у дамы уже разгорелись почище бриллиантов. Она крепко сидела на крючке. А вот возьму и поеду прямо из Москвы – через Польшу в Берлин. В мягком. Первым классом. Хватит холода, хватит неуюта, хватит мучений. К черту. И переодеваться не стану – сразу на вокзал. Тем более что все мои цацки зашиты в этот костюм барышни-крестьянки. В Париже переоденусь.

Та все поворачивалась у зеркала, как избушка на курьих ножках.

– Не знаю… хватит ли у меня средств…

Сердце у меня упало.

– Ах, я знаю, кто даст настоящую цену!

Сердце воспарило.

В трубку она сказала только одно: «Приезжай немедленно». И опять расцвела улыбкой.

Пока неизвестная покупательница тряслась то ли в трамвае, то ли в персональном авто (а я надеялась на последнее), мадам развлекала меня последними сплетнями в жанре «ужасы большевизма».

– Вы Валентину Павловну не знали? Нет? Чудная дама. Выбросилась из окна. Вообразите, ей в квартиру вселили монтера, рабочего с выводком детей, красноармейца с женой, какую-то старую ведьму, которая мочилась в коридоре. А саму Валентину Павловну как бывшую домовладелицу запихнули в чулан – ни окна, ничего, одиночная камера. Это называется «уплотнение». Вы там у себя в Питере еще не слышали о таком? Слышали?.. Ах, какая прелесть, какая прелесть. Если эти камни отсюда выбрать, то хватит на несколько гарнитуров: колечко и сережки. Прелесть, правда?

Видимо, я заболевала. Меня начало морозить. К горлу подкатывала тошнота. Дама казалась вороной, которая клюет мой собственный труп. Все они уже казались мне такими воронами: и дама, и Шура «бомбейская чума», и ее неизвестный мне фильмовый ассистент, который загреб себе фабрику Ханжонкова, все. Клюют и приговаривают: прелесть, да?

«Уж не грохнусь ли я в обморок? – забеспокоилась я: – Только этого не хватало». Больше всего я боялась, что это всё у меня не философское, а самая настоящая «испанка». Или вообще тиф.

А та все куковала:

– Вы Орловых не знаете? Ну эти, графы которые или в близком родстве с графами. Там у них черт ногу в генеалогических деревьях сломит – кто граф, кто не граф. Орловы, в общем. Мать – в девичестве Сухотина. Но вам ничего не говорит, нет? Девочки у них две прелестные еще – Любочка и Нонночка. Любочку прочили в пианистки. Но не в этом суть. Она себе все равно испортила уже руки. Мороз, тяжести таскать, знаете: девочка – а руки-крюки. Мне приятельница рассказывала. Девочки возили молоко на продажу. Ходили по квартирам.

Она сделала паузу, вытаращила глаза, понизила голос – повторила:

– Ходили по квартирам.

Полагалось ответить.

«…а если испанка?» – была единственная мысль. Я постаралась поддержать разговор – покупательница все-таки:

– Ходили, ну и что. Молочники все так делают. Даже бывшие графини.

– Милочка, да вы овечка невинная!

Всплеснула, сверкнула перстнями дама. И зашептала:

– Приятельница моя говорит, не молоком они там торговали. То есть молоком. Но не только.