Юлия Яковлева - Небо в алмазах

– Ты, Нефедов, поосторожнее.

Рука остановилась.

– Сперва ты с ним курортную дружбу заведешь, а потом всю оставшуюся жизнь колбасу и свиные отбивные есть не сможешь. Не говоря о ветчине.

Рука снова взялась за твердые треугольники:

– Я их и так не ем. Зарплата не та.

Чихнул мотор. Брызнул русалочий смех. Зайцев и Нефедов обернулись. Открытое авто. «Курортники». Две красавицы показывали недавно завитые головы и золотистые плечи: одна с переднего сиденья, другая – с заднего. За рулем полнолицый лысеющий господин, которого Зайцев тотчас отнес к административному племени, определил на глаз положение в пищевой цепочке начальников и подчиненных.

Полнолицый погудел в рожок. Зайцев и Нефедов не шевельнулись. Зайцев отметил красные влажные губы, веселый взгляд жуира: «Наверняка ящик с вином в авто, у нимфы под задницей». Тот приподнялся, как жокей на стременах, показал отлично скроенный шелковый костюм. Погудел уже стоя. Захохотал:

– Ну и рожи. Граждане! Ваши взгляды превращают вино в уксус.

«Точно – под сиденьем ящик», – с мрачным удовлетворением убедился Зайцев.

– На жаре пить – вредно для здоровья, – отозвался. – В немолодом возрасте особенно.

Нимфы хихикнули. Впрочем, не похоже было, что веселый господин чем-либо страдал. Поманил Зайцева и Нефедова пальцем: цып-цып. «Ах ты скотина», – подумал Зайцев.

– Ну что стоите, как неродные? Этого зверя мерзавец Сергей прислал? Тащите его сюда. У нас съемочный день из-за него никак начаться не может.

Зайцев и Нефедов переглянулись.

– Это свёкр, – пробормотал Нефедов, как всегда без выражения, что означало у него крайнюю степень изумления.

– Это Холливуд, – поправил Зайцев.

Он взял поросенка под мышки. Красногубый господин руководил погрузкой:

– Кидайте его на пол. Только нежно! Нежно!

– Ой, хорошенький какой. Можно погладить?

Девица на переднем сиденье изогнулась назад так, что в вырез шелкового платья виден был край загара. Зайцев слегка смутился, отвернулся.

– Не укусит?

Тянула руку с алыми ноготками.

– А еще говорят «грязный, как свинья». Несправедливо же. Правда несправедливо? – трещала вторая. – Гляди какой – розовый, чистенький. Хорошенький, прелесть!

– А почему он у вас волосатый, как грузин?

Девица на заднем сиденье подобрала юбки. Поджала босоножки.

– А как его зовут? – не отставала первая. – Это он или она?

Зайцев сделал вид, что не расслышал. Поросенок взбрыкнул в воздухе толстенькими ляжками, раздвоенными розовыми копытцами. Зайцев осторожно опустил его на разогретый пол.

– А багаж? – нетерпеливо поинтересовался толстогубый.

– Какой багаж?

– Ну что там надо… – нетерпеливо хлопнул дверцей тот, – …плетка, ошейник, хлыст, откуда мне знать, как вы свиней дрессируете.

Ядовитый ответ Зайцев успел поймать – и проглотить: дальнозоркими глазами он заметил на шоссе черную мушку. Автомобиль. Он, казалось, вынюхивал себе дорогу к аэропорту.

– Без ошейника работаем, – важно изрек Зайцев, хватаясь рукой за нагретую кожаную спинку сиденья. – По методу товарища Тянь-Шанского. Садись, Нефедов.

Он не знал никакого метода, вспомнил косматую бронзовую голову в садике у Адмиралтейства – бюст знаменитого путешественника. Упал задом на кожаную подушку. Она обожгла сквозь брюки. Нефедов невозмутимо сел подле шелковой душистой нимфы: рука у поросенка на темени. Свин, видно, почувствовал в нем защиту – приник к ногам, как собака.

– Не слыхал такого, – бросил администратор. И утопил педаль газа, так что всех – четверых пассажиров и животное – слегка отбросило назад, а под сиденьем брякнули бутылки.

Зайцеву казалось, что само облако пыли за ними пахнет парфюмом. Он не возражал. Нефедов сидел так, будто тропические деревья, запах южного моря, соседка с загорелыми плечами давно ему надоели.

Открытый автомобиль вырулил на шоссе, когда черный с ним поравнялся. Не поворачиваясь, Зайцев пересчитал внутри фуражки с голубым верхом. Заметил пятно пота под мышкой – один из гэпэушников держался рукой за кожаную петлю: машину подбрасывало на съезде.

Гэпэушники уставились на девиц в открытом авто. Остальные пассажиры – мужского пола – были для них пустым местом. Авто одолело съезд и двинуло к самолетным сараям, к взлетной полосе.

Мощная машина, рыча, подняла их по дороге к белоснежной вилле. А широкая мраморная лестница – к дверям. Там их передали бойкому младшему администратору в парусиновых туфлях, футболке и летних брюках. Волосы у него блестели то ли от недавнего купания, то ли от бриолина. Прошли залу с роялем, всю в тяжелых портьерах. Потом опять были лестницы. Нефедов нес поросенка на руках.