Валерия Вербинина - Московское время

— Выпейте, ну… Выпейте! Вам станет легче…

— Я не могу, — просипела Ирина Сергеевна, мотая головой. — У меня все горло болит…

Она беспомощно поглядела на этикетку, на полное сочувствия лицо Тани, которая ловко налила полную рюмку и подала ей. Ирина Сергеевна пригубила, потом стала пить, запрокинув голову, и тут только Дарья Аркадьевна отчетливо разглядела следы у нее на шее.

— Да тут милицию надо звать… — пробормотала жена Семиустова, холодея.

Нина, закончив разговор по телефону, вернулась к толпящимся вокруг пострадавшей жильцам.

— Я уже позвонила в МУР. Они едут, — лаконично сообщила она.

Бабка Акулина высунула нос из комнаты, сообразила, что случилось нечто из ряда вон выходящее, и семенящей походкой направилась к группе соседей.

— Чего стряслось-то? Ась?

Ни у кого не возникло желания дать бабке развернутый ответ, и после паузы парикмахер выдавил из себя:

— На мою жену напали… Вот… и сумочка куда-то делась…

«Почему он говорит о сумочке в такой момент?» — с негодованием подумала Нина. Она не понимала, что человек, выбитый из колеи, может нести вздор и это вовсе не говорит о его бесчувственности, а только о том, что он пытается цепляться за какие-то знакомые вещи или образы.

— Вот поди ж ты! — победно заявила старая ведьма, подбоченившись. — Ходют по ночам, не пойми с кем шляются, вот и результат. А все потому, что шляться не надо где ни попадя! Дома надо сидеть…

Ирина Сергеевна подняла голову. Видя, как недобро сверкают ее глаза, Василий Иванович невольно затрепетал — и, как выяснилось, не зря.

— Ах ты старая б…! — закричала жена парикмахера. Голос ее креп и обретал силу с каждым словом. — Я хожу по улицам, когда хочу, потому что имею право! Это мой город! И мой муж не возражает! А ты… а ты товарищем Сталиным подтираешься! Да, да, представьте себе! — добавила она, обращаясь к оторопевшим жильцам. — Я как-то раз нашла после нее газету в уборной… Так что вы думаете — она фото товарища Сталина аккуратно так выдрала, и ж…у им подтерла! Троцкистка вонючая! Старая…

И обрушила на голову Акулины град замысловатых ругательств.

— Ты что мелешь-то, мелешь-то что, неугомонная, — зачастила бабка, меняясь в лице. — Чтобы я товарища Сталина…

— Я и другой раз заметила, что ты им подтиралась! — Ирина Сергеевна вошла в раж, ей теперь море было по колено. — Товарища Ворошилова ты из газеты не выдирала! Товарища Микояна — тоже! Нет, тебе товарища Сталина подавай… Сука старая! Где бы ты была, гнида деревенская, если бы не советская власть? Но тебе все мало! Ты… ты контрреволюционерка, вот ты кто! И дети твои, которые на заводе работают, небось те еще диверсанты… В гепеу на вас всех надо заявить! Пусть вас всех посадят, туда вам и дорога! Тварь бородавчатая! Хамло! Спекулянтка беззубая…

Хотя ГПУ давно уже носило другое название, но ведомство это имело такую мрачную славу, что в народе его по-прежнему предпочитали величать старым именем. Однако не упоминание нехорошего ведомства произвело на жильцов самое сильное впечатление, а метаморфоза, произошедшая на их глазах с бабкой Акулиной. Все они в детстве читали сказки, в которых старая ведьма превращается в крысу или мышь, но ни один из них не рассчитывал столкнуться с чем-то подобным в реальной жизни. Натурально, прямо на их глазах бабка скукожилась и посерела. Даже бородавки на ее страхолюдной физиономии и те съежились от страха. Акулина пискнула что-то и, как мышь, шмыгнула в щель своей комнаты. Дверь за ней захлопнулась.

— Однако ловко вы ее разъяснили… — начал изумленный Ломакин, оглядываясь на жену.

— Тань, дай мне еще выпить, — простонала Ирина Сергеевна, обращаясь к Киселевой, и залилась слезами. Кратковременная вспышка ярости стоила ей последних сил.

Как раз когда она прикончила вторую рюмку ликера, в передней задребезжал звонок. Нина метнулась открывать.

— Старший оперуполномоченный Логинов, — представился немолодой человек с внимательными глазами, стоявший на пороге. — Здесь гражданка, на которую напали?

— Здесь, здесь! — подтвердила Нина. — А Иван Григорьевич скоро будет?

Петрович с удивлением покосился на нее, пробурчал что-то вроде: «Ну, будет» и переступил порог. Мгновенно поняв, кто здесь потерпевшая, он оценил обстановку и принялся командовать.

— Так, граждане, не стоим, расходимся по комнатам… Если ваши показания понадобятся, мы вас вызовем. Вы оставайтесь в коридоре, — это Нине, — сейчас наши будут подходить, вы им дверь открывайте… Вас, простите, как зовут? — обратился он к потерпевшей.