Валерия Вербинина - Московское время

— Платье или костюм, вот в чем вопрос, — бормотала она.

В своей комнате парикмахер ревнивым профессиональным оком изучал фото звезд в иностранном журнале, который принесла одна из клиенток, и даже не обратил внимания, когда жена оделась и вышла. Бабка Акулина у себя пересчитывала запасы и проверяла, не завелась ли где прожорливая пищевая моль. Ничего не подозревая, Василий Иванович вошел в свою комнату — и на мгновение ему показалось, что небо рухнуло ему на плешь, потому что он увидел, как его любимая дочь красит помадой губы, стараясь сделать рот сердечком, в то время как мать держала перед ней небольшое зеркало.

— Зина! — пролепетал Василий Иванович, теряясь. — Зина, что происходит?

— Вася, не мешай, — отмахнулась бессердечная супруга. — Не видишь — у нее свидание!

— То есть как это не мешай? Как не мешай? — закричал Василий Иванович и заметался по комнате, хватаясь то за голову, то за бока, то за грудь.

По натуре Василий Иванович был консервативен. Некоторые вещи он еще мог принять скрепя сердце. В конце концов он принял даже власть большевиков, понимая, что с ней не поспоришь, как бесполезно спорить, например, с чумой или со стихийным бедствием. Но дочь — младшая — любимая — которая красит губы — помадой, черт побери! — нет, с этим Василий Иванович не мог смириться. Все его существо восставало против крашеных губ. Кто угодно, только не Нина!

— Сейчас все красятся, — добила его супруга. — Нельзя же отставать от моды…

Василий Иванович взбрыкнул. Решил напомнить об авторитете главы семейства. Возвысил голос, объявив, что запрещает — что решительно против — что никогда его дочь, — и даже попытался в доказательство своих слов стукнуть кулаком по столу. Кулак немедленно заболел. Василий Иванович тихо охнул и повалился в кресло.

— Я могу хотя бы узнать его имя? — простонал он, пытаясь сохранить лицо.

Кавалером оказался тот самый сыщик из МУРа, Антон Завалинка, который недавно допрашивал его дочь как свидетельницу.

— Он всего лишь пригласил меня в кино, — сказала Нина.

— Куда в кино? — спросил отец, обуреваемый самыми мрачными подозрениями.

— В «Метрополь». Там три зала… И там так красиво!

Нина продолжала щебетать что-то своим милым голоском, а Василий Иванович смотрел на нее и чувствовал, как его дочь, его маленькая девочка, навсегда уходит от него. У нее будет какая-то своя жизнь, отдельно от него, она будет краситься, ходить на каблуках, и другие мужчины — может быть, тот же самый Антон — заставят ее страдать. О, черт побери!

И Нина ушла, а он окончательно почувствовал себя рыбой, выброшенной на берег, и жизнь стала ему не мила. Глупая кукла таращилась на него со стопки газет, а Верди на стене ехидно прищурился, словно желал сказать: «Что какая-то помада, косметика — это пустяки, дорогой маэстро! То ли еще будет…»

— В конце концов, — заметила практичная жена, пряча помаду и зеркало, — сыщик — это все же лучше, чем бандит…

Василий Иванович тихо застонал и отвернулся.

— Вася, — сказала Зинаида Александровна серьезно, — нельзя с ней обращаться, как с маленькой. Ее это обижает…

— Вот, вот, — мрачно промолвил Василий Иванович, — ты на ее стороне, и все против меня.

Он ушел в свой закуток, лег на кровать и демонстративно отвернулся к стене. Василий Иванович был так обижен, что даже отказался от обеда. Впрочем, через десять минут он передумал, но исключительно из уважения к усилиям Зинаиды Александровны и нежелания позволить обеду остыть — это ведь невежливо и некрасиво.

После обеда Василий Иванович был по-прежнему намерен дуться на весь свет, но нечаянно заснул, едва прилег на кровать. Зинаида Александровна накрыла его одеялом и на цыпочках удалилась.

— Говорит станция имени Коминтерна! — бодро заверещал диктор за стеной у Семиустовых. Василий Иванович всхрапнул и проснулся. В окне, как повидло, густела мгла. Некоторое время он соображал, почему лежит одетый, потом все вспомнил и поднялся. Где-то переговаривались негромкие женские голоса, и, выйдя в ту часть комнаты, которую они по-домашнему называли гостиной, Морозов увидел, как Зинаида Александровна и Нина сидят при одной настольной лампе, не зажигая верхнего света. Выражение лица дочери ему инстинктивно не понравилось.

— Что-нибудь случилось? — спросил он, разом вспомнив все свои подозрения.

Ответила жена:

— В кинотеатре встретили начальника Антона… Он там с кем-то чуть не подрался.

— Антон? — на всякий случай уточнил Василий Иванович.