Валентин Лавров - Страсти роковые, или Новые приключения графа Соколова

— Аполлинарий Николаевич, к вам дама пришла!

Соколов, верный себе просыпаться мгновенно, с удивлением переспросил:

— Дама? Какая такая «дама» среди ночи? — Взглянул на большие напольные часы. — Четвёртый час, а ты меня будишь. Что стряслось?

Реликт времён крепостных и Крымской кампании произнёс:

— Звонила, звонила в дверь, я открыл ей. Лицо под вуалью. На вид приличная. Говорит: «Очень нужно видеть Аполлинария Николаевича, дело государственной надобности». Вот, карточку визитную дала…

Соколов протянул руку:

— Давай сюда!

Реликт изумился:

— Батюшка, разве я себе такое невежество допущу — прямо из рук?! — В свете узкого луча, падавшего в дверную щель, он поискал взглядом по столу, увидал поднос, на котором стоял сифон. Сифон был снят, а на поднос возложена визитная карточка и с необходимой церемонией — с расшаркиванием и поклоном — протянута Соколову.

Сыщик рассмеялся, но карточку принял. С удивлением прочитал:

— «Зинаида Васильевна Дитрих». — Приказал: — Проводи в гостиную, предложи вина или самовар. И потом подай мне одеться.

…Через несколько минут Соколов свежий, подтянутый, улыбающийся вошёл в гостиную. В кресле сидела Зинаида, как всегда полная женственного очарования. После приветствий и двух рюмок токайского Зинаида произнесла:

— Я молила Бога, чтобы Он послал мне случай отблагодарить вас, Аполлинарий Николаевич! Из сплетен и газет я знаю: вы продолжаете приятельствовать с Распутиным. Так вот, в самое ближайшее время на него будет совершено покушение.

Соколов не удивился. Он спросил:

— Кто и где будет покушаться на старца?

— Я подробностей не знаю… Я всё расскажу, но с чего начать?

Соколов рассмеялся:

— С начала!

— Некоторое время назад я познакомилась с Владимиром Митрофановичем Пуришкевичем, членом Думы, монархистом, поэтом и… ловким ухажёром. Нынче он пригласил меня в ресторан «Золотой якорь», что на Фонтанке. Сидели мы в кабинете. Володя прежде спиртное в рот не брал. Но сегодня он был какой-то взвинченный, рассеянный, одним словом — сам не свой. Он много пил. Когда изрядно захмелел, вдруг говорит: «Зинуля, если бы ты знала, что днями случится! Ты очень бы удивилась. Все газеты, весь мир ахнет… И причиной того стану я, твой друг». «Скажи, Володечка!» — стала я просить. «Нет ни малейшей возможности!» Я надула губы: «Тогда и не надо было говорить! Если не скажешь, то я встану, уйду и мириться с тобой не буду!» И я сделала вид, что ухожу. Он бросился целовать мне колени, руки и шёпотом на ухо сказал: «Я убью Распутина!» Я вскрикнула: «Не может быть! Это всё враньё!» — «Вовсе не враньё! Сама увидишь. Меня за это, может, приговорят к расстрелу, а ты меня обижаешь. Останься, очень прошу!» — И Зинаида закончила: — Он больше ничего не говорил, а я не расспрашивала.

Соколов слушал с большим интересом, не перебивал. Спросил:

— Сообщников не называл?

— Нет.

— А где, каким образом совершит покушение — тоже не сказал?

— Да нет, не сказал. Да и потом, может, всё врет? Мужики, когда с дамой сидят, только тем и занимаются, что сочиняют с три короба. Думают, что мы глупышки, а мы всегда враньё это видим, да только молчим. Пусть себе тешатся, коли хочется.

— А почему ты сразу не пошла к Распутину, а пошла ко мне?

— Потому что не Распутина, а вас хочу. Где тут ванна и спальня?

Утром Соколов направился на Фонтанку. Он помнил, что нынешний министр МВД Протопо̀пов сидит в своём кресле лишь благодаря поддержке Распутина.

Приёмная была набита просителями.

Дежурному офицеру Соколов сказал:

— Скажи, что у меня срочнейшее дело! Касается Распутина.

Дежурный скрылся за дверями кабинета, но тут же вышел. У него был сконфуженный вид:

— Александр Дмитриевич просил вас подождать…

Соколов, то нервно расхаживая, то развалившись в кресле и нетерпеливо подрыгивая ногой, просидел среди посетителей и просителей около трёх часов.

Наконец, дежурный сделал знак:

— Проходите!

Протопопов выразительно посмотрел на каминные малахитовые часы, отрывисто произнёс:

— Граф, в вашем распоряжении три минуты! Докладывайте… — и углубился в чтение бумаг, горой лежавших на столе.

Едва Соколов открыл рот, зазвонил телефон, и минут десять Протопопов что-то обсуждал с невидимым собеседником. Едва повесил трубку, тут же вошёл чиновник и положил на стол бумаги: