Валентин Лавров - Страсти роковые, или Новые приключения графа Соколова

Распутин от природы был человеком общительным и доброжелательным. Он охотно поддерживал хорошие отношения со многими людьми разных званий, в том числе сдружился и со своим будущим убийцей. Юсупов всячески подольщался к старцу. Порою они вместе проводили время, Распутин принимал Юсупова у себя.

Девятнадцатого ноября (по старому стилю) 1916 года Юсупов навестил Государственную думу. На трибуне был Пуришкевич, бывший чиновник при министре МВД Плеве. Автор бездарных стихов, которые он печатал за собственный счёт, прокурорскими интонациями кричал в зал:

— Долой закулисные силы, позорящие Россию! Встаньте, господа министры! Поезжайте в Ставку, бросьтесь к ногам Государя. Скажите: народный гнев растёт, тёмный мужик Распутин не должен править Россией!

Юсупов был взволнован: услышанная речь приятно волновала его грудь, как волнует мысль о первом блудном грехе.

Ровно в девять утра 21 ноября (а не 20-го, как ошибочно пишет Юсупов в воспоминаниях) он приехал в гости к страстному оратору — в санитарный вагон на путях Финляндского вокзала, обнял его:

— Ваша речь, Владимир Митрофанович, прекрасна! Какой-то мужлан с грязью под ногтями, с варварскими манерами определяет государственную политику. Возмутительно! Но уверяю вас, речь не принесёт тех результатов, которых вы ждете. Государь не любит, когда давят на его волю.

Гостеприимный Пуришкевич приказал санитарам, которые сейчас исполняли обязанности слуг, накрыть стол. Выпив по бокалу ароматного «Шато лафита», продолжили разговор.

Что прикажете делать, Феликс Феликсович? — спросил Пуришкевич. — Терпеть?

Юсупов уставился немигающим взглядом на собеседника, сквозь зубы злобно процедил:

— Убить гадину! Давно замыслил я это дельце. Нарочно с Распутиным знакомство веду, льстивые слова говорю, жажду проникнуть в интриги его.

Пуришкевич с сомнением покачал головой:

— Легко сказать! Впрочем, можете на меня рассчитывать! Для меня превыше всего интересы, так сказать, Отчизны.

Обсуждая кровавые замыслы, проговорили более двух часов. Пуришкевич предложил:

— Следует привлечь надёжных и уважаемых людей. Я, к примеру, предлагаю взять в дело доктора Лазаверта, с которым вместе служу. Благороднейший человек!

— Прекрасно! — Юсупов протянул длинную узкую ладонь. — А я приглашу своего юного друга Великого князя Дмитрия Павловича.

Он, конечно, не герой, довольно легкомыслен, но он мой близкий друг и слово чести держит. — Подумал, добавил: — Да, конечно, для придания солидности предприятию необходимо привлечь думца Василия Маклакова, брата бывшего министра МВД. — Спохватился: — Хотя я сейчас вспомнил, вы его недолюбливаете?

— Да, он масон! Я в Думе жёстко выступал против некоторых его предложений. Но сейчас это не имеет большого значения. Наши силы следует консолидировать. Чем больше участников, тем меньше ответственности.

Заговорщики весьма боялись последствий своего злодеяния.

На другой день Пуришкевич сделал ответный визит — на Мойку, 94, к Юсупову.

Пуришкевич, как человек бывалый, на семнадцать лет старше подельщика — Юсупова, деловито осмотрел подвал, комнаты наверху. Вышел в обширный двор. Важно сказал:

— Всё дело необходимо провернуть тихо. Поймают — нам всем крышка, каторги не избежать. Исчез человек — и крышка! А у вас тут место, конечно, для серьёзного замысла рискованное — в двух шагах полицейский участок. Даже в подвале стрелять нельзя.

Юсупов аж расстроился:

— А как же быть?

— Всё просто: отравить, как собаку! — Поморщился. — Противно, конечно, да во имя любви к родине чего не сделаешь? Следует назначить день уби… операции.

В ночь на 15 декабря, когда Соколов в отцовском доме мирно вкушал сладкий сон, старый слуга Семён на цыпочках вошёл к нему в спальню, зашептал на ухо: