— Ох, ожила! Ожила! Я уж думала, хоронить рядом с хозяином будем!
Мережская вздрогнула. Вытерла рукавом мокрое от воды лицо, села.
— Что случилось?
Служанка поцеловала сложенные в замок руки и стала менять хозяйке мокрые подушки на сухие.
— Что-что, — буркнула она. — Стонали вы, а потом как закричите, забьетесь в припадке, что я уж, думала, все, церковника звать пора. Вылила воду на вас со страху. А вы и очнулись.
Катя слезла с кровати. Нашла в шкафу новую ночную рубашку, стала переодеваться.
— Спасибо, Ульяна.
Женщина не ответила, только недовольно поджала губы. Покосилась краем глаза на тело хозяйки, заметила пару синяков и еще сильнее нахмурилась. И когда только миловаться успевают? Графиня ж все время на виду, вроде. Если б сама не видела вчера, как обнимались в библиотеке, может и не поверила б дунькиным сплетням, а уж теперь-то и вовсе все ясно…
— Спать изволите?
Катя кивнула. Служанка опять села дремать в кресло, Екатерина взяла недочитанную книгу и устроилась с ней на кровати. Изредка взгляд ее метался от страниц романа к темным углам спальни — девушка с ужасом ждала появления желающего ее убить существа. Но его не было.
* * *
Катя проснулась от грохота. Шумели явно на первом этаже, но зато так, что слышал, вероятно, весь дом. Заснувшая с рассветом, она воспринимала сейчас мир исключительно через желание поспать. А ей мешали это делать. Екатерина, не открывая глаз, перевернулась на другой бок и спросила:
— Ульяна, что случилось?
Служанка не ответила.
— Ульяна???
Оборачиваться было страшно. Сонливость прошла мгновенно, ее сменил страх.
Скрипнула дверь.
— Госпожа! Батюшка вас требует!
Впервые в жизни инкнесса так радовалась известию об отце. Запыхавшаяся Аглая на скорую руку зачесала хозяйке волосы, пока та воевала с крючками платья. Катерина почти бегом спустилась вниз по лестнице и только потом осознала, что она делает. И для кого.
Девушка на секунду замерла, пытаясь справиться с новой волной страха. Затем дошла до библиотеки, скрылась в ней и уже через минуту вышла, поправляя рукава домашнего платья. До большой гостиной она дошла спокойным медленным шагом. Если бы еще руки не дрожали…
Инкнесс Ляпецкой стоял у окна, попивая вино. У чайного столика валялись осколки двух предыдущих графинов, чем-то не угодивших мужчине.
— Отец?
Он развернулся на звук ее голоса. Окинул дочь презрительным взглядом.
— Кажется, в прошлый раз мы друг друга недопоняли.
Он сместился влево, она — вправо.
— Возможно. Ведь ты прислал своего человека, а я говорила, что этого делать не стоит.
Аристарх скрипнул зубами.
— Воспитали себе на погибель… Что это ты такая смелая стала? Мозги кто запудрил? Полюбовничка себе нашла? С нахлебником юным спелась?
Катя покраснела. Подобные разговоры никогда не велись в их доме. По крайней мере при детях.
— Нашла, значит. Сама ты медянки ломаной не стоишь. Надоумили, значит, добрые люди.
Отец сделал шаг к ней. Дочь от него.
Инкнесс усмехнулся.
— Так и будем ходить кругами?
Екатерина не ответила.
Двинулся он. Двинулась она. И оказалась сбоку от чайного столика, окруженного двумя диванами и тремя креслами. Чтобы обойти препятствие пришлось бы шагнуть вперед, навстречу родителю.
Ляпецкой быстрым шагом пересек комнату. Екатерина проскочила между мебелью и стала за кресло, вытянув в сторону отца правую руку.
— Что это? Детка решила поиграть в ведьму? Может, мне сдать тебя инляндскому послу?
— Это нож для вскрытия писем. И, знаешь, он очень хорошо заточен.
В ее руке действительно поблескивал металл.
— Ты сошла с ума?
От неожиданности инкнесс даже попятился.
— Возможно.
О, как бы ей хотелось раскричаться, расплакаться, показывая всю запрятанную в груди боль! Высказать все, что наболело за эти долгие годы! Как бы ей хотелось увидеть ужас, понимание, раскаяние в его глазах! А потом бы они долго плакали вместе, просили друг у друга прощения и…
Жили долго и счастливо?
Инкнесс Ляпецкой никогда не плакал. И никогда не прислушивался к тому, что говорят ему его дети.
Ее губы дернулись — она попыталась улыбнуться и не смогла. Отец шагнул вперед. И она тоже сделала шаг ему навстречу, резко взмахнув ножом.
Глаза Аристарха в ужасе расширились.
— Позор! Какой позор! Сумасшедшая дочь! Отцеубийца! Да ты знаешь, что я с тобой сделаю?
— Возможно, я что-то сделаю с тобой первой.
Ее ладонь задрожала. Но мужчина уже натягивал перчатки, не глядя на нее.
Читать дальше