Мережская оглядела гостей. Она была не настолько наивна, чтобы верить словам этого непримечательного человека, но и перечить ему не стала. Логично предположить, что именно он курирует это дело, при этом сам светиться не хочет. Но зачем тогда он явился сегодня в ее дом? Воочию узреть «счастливую вдову», как ее стали называть в свете? Проконтролировать подчиненных?
Екатерина села напротив мужчин.
— Думаю, мне представляться смысла нет. Что привело вас в мой дом?
— А он ваш?
Капитан даже подался вперед, водя любопытным носом, словно мог ответ унюхать, а не услышать. Секретарь достал бумагу с грифелем и тут же на коленке приготовился записывать.
— Да. Мой муж, когда составлял завещание, сообщил мне, что этот дом останется в полном моем ведении в случае его кончины.
— Как он это объяснил? Ведь это здание строилось под руководством его первой жены? Разве оно не должно отойти вашему пасынку?
— Евстафий как-то обмолвился, что Елена перед смертью заставила его пообещать, что дом перейдет к чужому человеку. Она запретила его отдавать детям.
— Детям?
— У мужа было два сына. Но о старшем я ничего не знаю. Я даже не видела его ни разу. Может, его уже и в живых нет…
Зря она это сказало. Следователь понимающе улыбнулся.
— Это было бы, конечно, очень удачно, — и прежде, чем она успела возразить, продолжил: — А больше вам граф ничего не говорил?
Граф… он такой же граф, как неприметный человек — случайный прохожий. Кинули чужестранный титул за услуги короне. Его всерьез никто так и не называл. Смеются они что ли?
Гастин смотрел на нее предельно серьезно. Екатерина вздохнула и ответила.
— Только то, что основными наследниками будут сыновья. Текст завещания я не видела.
— Что вы можете сказать об обстоятельствах его смерти?
— Он работал в кабинете. Я напомнила ему про ужин, но Евстафий приказал не накрывать в столовой, а подать еду в комнаты. Аглая принесла поднос с тарелками, Ульяна — кофейник и чашки. Муж поел, затем я налила ему кофе, он выпил полчашки, поработал еще около получаса, а затем ему сделалось дурно. Через десять минут он начал бредить, через час, когда приехал врач, он уже находился при смерти.
— Вы находились с ним в кабинете, когда он работал?
— Нет. Я зашла только перед ужином. Евстафий не любил, когда его отвлекали от дел.
— Вы ели с ним?
— Нет. Он был слишком поглощен бумагами. Он не стал бы терпеть чужое присутствие, когда думает о работе.
— Когда же вы появились в кабинете?
— Перед кофе. Я всегда после ужина делала мужу кофе со специями.
— Себе вы сделали такой же?
Катя на секунду замешкалась.
— Да.
Да. Она терпеть не могла этот напиток, но почему-то всегда его пила вместе с мужем. Наверно, ей просто нравилось его удивлять. Словно она доказывала: смотри, я ведь на многое способна! Я смогу встать рано! Я могу пить эту бурду и улыбаться, и ты будешь довольно усмехаться в полуседую бороду, приговаривая: «Крепкая ты, женушка! А я-то думал на неженке женился!» — и мне будет приятно от этой искренней похвалы и от ощущения, что я хоть что-то кому-то доказала…
Екатерина грустно улыбнулась, прощаясь с воспоминаниями, и посмотрела на напряженно следящих за ее реакцией собеседников. Ее заминка не осталась незамеченной, но вряд ли они могли разгадать ее причину.
— Это все, господа?
— Нет, — Гастин встрепенулся. — Где вы находились все последующее время?
— Во время распития кофе — с ним. Затем ушла распорядиться насчет завтрака. Когда я вернулась, мы перемолвились парой слов о предстоящих визитах, во время данного разговора мужу сделалось дурно. Я кликнула слуг и все дальнейшее время провела рядом с ним.
— Удивительная преданность! Он что-нибудь говорил?
— Бессвязный бред.
— Например?
Вдова задумалась.
— Он вспомнил первую жену, звал «Елена, Елена, спаси». Кричал, что «он перешел грань» и что-то про удлиняющиеся тени.
— Вам ничего не напомнили его слова?
— Нет. Ну, кроме имени.
— Вы знали его жену?
Катерина горько улыбнулась.
— Она умерла, когда мне было три года.
Капитан ни на миг не смутился.
— Ее родственников?
— Ее сын мой пасынок. Больше я никого не знаю.
— Хорошо, — Гастин потер руки, — а теперь еще несколько вопросов…
Мережская дала отмашку слугам, и те ушли за следующей порцией чая. Судя по всему, господа покинут ее дом не скоро.
Разговор действительно вышел долгим. Екатерина чувствовала себя не несчастной вдовой, а преступницей, причем вина ее, судя по всему, была уже доказана. На лицах у мужчин крупными буквами было написано, что им «все понятно: вышла молодая за деньги, и теперь безмерно рада, что муж скончался, а то, может, и сама этому поспособствовала». Неприметный человек и капитан не сводили с нее подозрительного взгляда, один только секретарь Талькин смотрел на нее с непосредственным, но незлобным любопытством, и порой ободряюще улыбался.
Читать дальше