В помещении царило торжественное возбуждение, которое обычно сопровождает театральные премьеры. Ардов закончил давать последние указания, положил навзничь на стол принесенный бюстик Вундта и, обернувшись, дал сигнал Облаухову. Тот кивнул на дверь, и Африканов ввел в помещение доктора Бессонова. Ступив в собственный кабинет, психолог остановился. Бесспорно, он узнал мизансцену последнего своего сеанса. Не удержавшись, он бросил быстрый взгляд в дальний угол, где находился штабс-капитан, и явно пришел в волнение.
— Проходите, Андрей Феоктистович, — любезно пригласил его в круг сыскной агент. — Я постарался воссоздать обстановку того вечера. Похоже?
Озираясь, Бессонов прошел в центр.
— Да… — еле слышно проговорил он.
— Напомните, как вы начали тогда сеанс?
Словно загипнотизированный, психолог автоматически принялся повторять слова, которые звучали здесь три дня назад:
— Приходит время, и каждую семью охватывает ощущение тупика. Эмоциональная близость растворяется. Былая страсть, увлеченность друг другом кажутся пережитком прошлого…Семейные роли уже давно устоялись, и каждый новый день ничем не отличается от минувшего.
В это время Жарков не находил себе места в прозекторской. Должность криминалиста не обязывала его присутствовать на следственном эксперименте, а ходатайствовать перед приставом об исключении из правил он не стал, чтобы не обнаружить высшую степень неравнодушия, испытываемого им в отношении нового сотрудника. На глаза ему попались листы, на которые он перенес отпечатки пальцев с наверший двух булавок, послуживших орудиями убийств. К сожалению, пока расположения этих папиллярных линий не с чем было сравнивать, ибо… Стоп! Как же он мог забыть! Ведь у него же есть стакан с отпечатками Алины Бессоновой! Он же специально изъял его у Облаухова и принес к себе для исследований, но отвлекся из-за нового трупа! Ведь дочь профессора остается главным подозреваемым в этом деле!
«Как же я прошляпил такую улику, — корил себя Жарков, пытаясь вспомнить, куда запроторил коробку со свинцовыми белилами и кисточку. — Старый башмак… В такой ответственный момент лишил Ардова важнейшего аргумента в деле!»
Тем временем в психологическом кабинете продолжался следственный эксперимент.
— Пока вы делали это вступление, присутствующие с интересом наблюдали за новой парой, которая неожиданно появилась на сеансе, — Ардов указал на темный угол за колонной, где неподвижно сидел человек в мундире штабс-капитана.
Все это время Илья Алексеевич прогуливался за спинками кресел и время от времени пригибался с таким расчетом, чтобы его голова оказывалась на одном уровне с сидящими. В этом положении он направлял взгляд в разные стороны, как бы проверяя, что с этого ракурса мог видеть тот или иной участник сеанса. Обойдя весь круг, он остановился за спинками кресел четы Богдановых.
— Кто-то из присутствующих заметил перевернутый бюст на столе, возможно — окровавленные газеты в корзине для бумаг, подозрительные пятна на полу.
Ардов подошел к столу и указал на заранее расположенные особым образом упомянутые артефакты.
— Это не удивительно, ведь к моменту начала сеанса господин штабс-капитан был уже… — сыскной агент сделал паузу и завершил мысль, — мертв.
По присутствующим пробежала волна смятения. Ардов внимательно следил за реакцией.
— Именно поэтому вам пришлось после сеанса срочно менять обшивку кресла, в котором он сидел, — ткань пропиталась кровью.
Взгляды, полные осуждения и возмущения, устремились на психолога.
— Все верно, господин Бессонов? — справился Илья Алексеевич.
— Да… — выдавил из себя подозреваемый.
— Кто же его убил?
Андрей Феоктистович вспомнил тот вечер. Эта сумасшедшая опять явилась к нему без предупреждения и затеяла любовную игру. Их представили несколько месяцев назад после одного из выступлений. По театральной демонстративности, преувеличенному выражению эмоций, желанию постоянно находиться в центре внимания Бессонов безошибочно определил у дамы истерическое расстройство и согласился провести несколько сеансов, о чудесном воздействии которых так много говорили в Петербурге. Ошибка Андрея Феоктистовича заключалась в том, что он уступил Елизавете Силантьевне в ее сексуальных атаках, после чего ожидать положительного эффекта от терапии уже не представлялось возможным. Внушаемая, легко подверженная влиянию, генеральша мгновенно увлеклась индийскими фантазиями про чистое сознание и первичную энергию Пуруша, заказала себе шитые золотом цветные наряды и инкрустированную мебель и потребовала называть ее Арандхати. Отношения довольно быстро стали тяготить доктора, но к моменту, когда он это осознал, выяснилось, что Арандхати Силантьевна уже обработала своего супруга и в скором времени ожидался головокружительный скачок в карьере модного психолога.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу