Игорь Москвин - Убийство в Невском переулке

— Господин Жуков, — раздался голос дежурного, и был введен задержанный Кондратьев. Сразу же показалось, что камера стала вдвое меньше. Богатырская фигура заслонила собой дверь. Точно гласит народная мудрость — косая сажень в плечах.

Михаил улыбнулся при мысли о том, как этот медведь влез к несчастным крестьянам, не произведя ни единого постороннего звука, пробрался по заставленному посудой столу, вернулся, и все проделал в кромешной темноте.

— Прошу, — Михаил указал крошечной рукой, как казалось в сравнении с лопатой Кондратьева, на стул.

Фадейка сел и голубыми глазами начал рассматривать тщедушную фигурку молодого человека в мундире.

— Моя фамилия Жуков, — представился тот. — Я помощник Ивана Дмитрича Путилина.

— Нижайший поклон любезному Ивану Митричу, — улыбка разлилась на лице задержанного, — давненько с ним не встречались, хотя, по чести сказать, нет особого желания попадать в его цепкую хватку.

— Передам непременно.

— Так какое ко мне дело, господин хороший? — начал без предисловия Фадейка. — Не нравится мне хождение вокруг да около. Я человек простой, мне сразу выложь без виляния, получи по чести ответ, и с богом.

— Если не нравятся тебе хождения по пустому, то тут такое, собственно, дело, — Михаил запнулся, обдумывая свои следующие слова, принял решение и сел напротив Кондратьева, положив руки на стол, тяжело вздохнул. — До ареста ты, наверное, слышал, что недалеко от харчевни, которую ты посещал в последнее время, — он произнес название харчевни для рабочего люда, — найден зарезанный человек.

— Может, слышал, может, нет. Не знаю. Мало ли чего происходит в наших краях.

— А говорил, что без виляния говорить станем?

— Какое дело меня не касается, господин хороший, так оно мне без надобности, — пожал плечами Кондратьев.

— Хорошо, — Михаил достал из кармана фотографию и протянул Фадейке, тот внимательно посмотрел, поначалу положил на стол, потом вновь взял и поднес к глазам, прищурив их, словно силился вспомнить.

— Постой. Да это ж Гришка!

— Откуда его знаешь?

— Так за чаркой, как водится, и познакомились, — вскинул вверх брови, удивленным взглядом впился в лицо Михаила Фадейка, словно его внезапно озарило. — Так это его?

— Да.

— Во дела! — присвистнул Фадейка. — Он же к себе в деревню собирался, подкопил, говорил, деньжат, то ль на коровенку, то ль лошадь, я уж не припомню. Пора, говорил, домой, надоел город, душа в деревню рвется. Вроде бы не дрянь человек был. Да уж.

— А когда он собирался возвращаться?

— По весне, как раз к севу. Соскучились, говорил, руки по земле.

— Может, и фамилию его припомнишь?

— Постой-ка, — он повернул в сторону голову, зашевелил губами, произнося что-то беззвучно, пальцами поскреб щетину. — Говорил же он, говорил, ей-богу, говорил. У нас, говорил, в роду… в их роду… да, то ли Евсеев он, то ли Еремеев. У нас в роду младшие всегда в город подавались. Точно, Еремеев, — Фадейка от радости даже ударил себя по ногам.

— Значит, Григорий Еремеев.

— Точно, — задержанный засмеялся и вновь ударил себя по ногам, — Григорий Еремеев.

— Не путаешь?

— Чего мне путать? Все одно дознаетесь. А мне скрывать нечего.

— О смерти его ничего не знал?

— Да что вы, господин хороший, от вас я услышал о его смерти.

— Может, ты вспомнишь, откуда он?

— Помню, из Гдовского уезда, деревня еще с таким названием, словно… Вот, из деревни… Молва… Молва, — повторил он, — так мы тогда посмеялись, что запоминать просто, прибавь к молве «сам», и получится Самолва. Оттуда он, точно, из тех мест. Самолва…

— Так сразу его и запомнил?

— Хорошего человека не забудешь.

Михаил задумался и с хитринкой спросил:

— Не слышал, кто мог пойти на злодеяние?

— Господин хороший, мне дел своих хватало, а совать в чужие мне недосуг. Можно без своего остаться, так что мне интерес без особой надобности.

— Сказать более ничего не можешь?

— Вы бы, господин хороший, у Васьки узнали прежде, чем меня тревожить.

— У Васьки?

— Точно так, они земляки, из одной деревни приехали. Может, он что знает.

— Его фамилия?

— Истинный крест, — он перекрестился, — мне неведомо.

— Может, и ты в этом деле завяз?

— Окстись, господин хороший, зачем мне надо?

— А не врешь? — твердо спросил Михаил, глядя в глаза Фадейке.

— Отсохни язык, — перекрестился быстрым движением Косой, — да и что мне за надобность врать?

— Ой ли? — сощурил правый глаз путилинский помощник. — Так уж и не врешь?