Игорь Москвин - Убийство в Невском переулке

— Иван Дмитриевич, разрешите представить: Екатерина Извицкая, добрая знакомая господина Осипова, находящегося у нас.

Внутреннее убеждение Путилина не подкачало, значит, Василий был болен и не отличал окружающей его реальности от картин, возникающих в его воспаленной голове.

Иван Дмитриевич поднялся с нагретого собственным телом кресла.

— Екатерина…

— Семеновна, — произнесла она тихим, но довольно решительным голосом.

— Екатерина Семеновна, прошу вас, присаживайтесь.

— Благодарю, — она без ложной скромности осторожно опустилась на предложенный стул.

— Извините, — вновь прозвучал ее голос, — но я решительно не понимаю цели моего визита к вам.

— Сударыня, — Иван Дмитриевич воротился на свое место, — у вас в знакомых есть некий Осипов?

— Василий?

— Совершенно верно, Василий… — Путилин вопросительно посмотрел на Соколова.

— Ионович, — подсказал тот.

— Василий Ионович Осипов.

— Да, это мой жених.

— В последнее время ничего странного в его поведении вы не замечали?

— Я не понимаю вашего интереса к персоне моего жениха.

— Скажите, когда вы видели Василия в последний раз? — пропустил Путилин мимо ее тираду.

— Два или три дня тому.

— Где?

— Он приходил ко мне.

— В день последней встречи вы поссорились?

— Да, — удивленно посмотрела девушка на статского советника.

— После ссоры вы больше его не видели?

— Да.

— Он способен на причуды?

— О нет! Он вполне серьезный человек, в последнее время его всецело занимала учеба в Технологическом институте.

— У Василия были еще знакомые по имени Екатерина?

— О знакомых не могу сказать, но его матушку тоже назвали Екатериной.

— Где она сейчас?

— Год тому умерла.

— Сегодня утром Василий Осипов явился в отделение и дежурному чиновнику заявил, что два дня тому у Николаевского моста он ударил железным кольцом в висок знакомую барышню и, чтобы скрыть преступление, утопил тело в проруби.

— Не может такого быть! — вскочила она, прикрыв ладонью рот. — Кого же он убил?

— Он сказал, что вас.

— Меня? Меня? Но я же, я…

— Да, поэтому я поинтересовался о его фантазиях.

— Где Василий?

— Он у нас, и боюсь, что его состояние вызывает глубокое беспокойство. Он нуждается в первую очередь в помощи врачей, его помутившийся рассудок не отличает реальности от фантазий.

— Бедный Вася! — в ее руке, как у фокусника, из ничего возник белоснежный платочек, которым она вытирала появившиеся из глаз слезы.

Иван Дмитриевич приказал Соколову, чтобы тот привел Осипова.

Через пять минут, в течение которых в кабинете висела тишина, каждый был занят своими мыслями, дверь после двух-трех ударов открылась, и первым вошел Осипов со впалыми щеками, покрытыми многодневной щетиной, казавшейся грязным налетом, и остекленевшим пустым взглядом из-под густых бровей.

— Катя, ты уже вернулась? — бесцветным голосом произнес он.

Она же в изумлении смотрела на вошедшего, наверное, впервые увидела его в таком состоянии и небрежной грязной одежде.

— Тебе не больно? — сказал он, обращаясь, скорее всего, в пустоту, потому что смотрел куда-то в стену.

— Василий, — Иван Дмитриевич обратился к нему, но взгляд молодого человека по-прежнему оставался направлен в стену, — ты узнаешь Катю?

— Да, я ее убил два дня тому.

— Я жива! — воскликнула девушка.

— Ты снова пришла ко мне, — его губы безжизненно зашевелились, словно это он вернулся с того, неведомого нам света, — я рад тебя видеть, скоро мы встретимся.

— Иван, — Путилин обратился к Соколову, — бери сани и вези господина Осипова в больницу Николая Чудотворца на Пряжку.

Когда в сопровождении агента Василий был уведен, Иван Дмитриевич обратился к Екатерине.

— Госпожа Извицкая, я думаю, вашему жениху больше требуется помощь доктора, нежели сыскной полиции.

Хрупкие плечи девушки всякий раз вздрагивали при всхлипывании, маленькими ладошками она закрывала лицо.

РЕСТОРАЦИЯ ГОСПОДИНА ДАВЫДОВА, что находилась на Владимирском проспекте, напротив Стремянной улицы, была известна петербуржцам как «Давыдка», или, с легкой руки завсегдатая — литератора Слепцова, «Капернаум», прозванная в честь города, упоминаемого в Новом Завете как любимое местопребывание Иисуса Христа. Тем самым Слепцов давал самую лестную характеристику заведению.

В первый зал можно было войти с улицы и, не снимая верхней одежды, пройти к большой стойке, где услужливый официант мог налить рюмку водки и поднести к ней на белой с каймой тарелке пирожок для закуски, откланяться и покинуть заведение. Хотя второй зал и не привлекал посетителей особой роскошью, но его отличительной чертой был поставленный у стены длинный стол с рядом чернильных приборов для господ литераторов, журналистов, художников и иных деятелей научного труда, которые здесь же иногда, когда не хватало времени, за рюмкой водки писали срочные статьи. В редкие дни за столом не появлялся Лесков, в прошлом году опубликовавший отдельной книгой свой роман «На ножах», коим событием сам автор был крайне недоволен, выражая свое негодование — редактор так приложил руку к правке, что Николай Семенович не узнал своего романа.