Джулиан Барнс - Артур и Джордж

Утром следующего дня в контору на Ньюхолл-стрит приходит почтовая открытка. На Джорджа выливается ушат грязи за порочную связь с некой жительницей Кэннока: «Сэр, вы считаете, что мужчине вашего положения приличествует еженощно ложиться в постель с сестрой N, притом что она собирается замуж за Фрэнка Смита, социалиста?» Излишне говорить, что упомянутые имена ему незнакомы. Джордж смотрит на почтовый штемпель: «12:30, Вулвергемптон, 04 авг. 1903». Мерзостный поклеп сочинялся как раз в то время, когда они с Мод садились за столик в ресторане отеля «Белль-вью». Эта открытка внушает ему зависть к Хорасу, который протирает брюки в налоговом ведомстве Манчестера и в ус не дует. Похоже, скользит себе по накатанной колее без единой царапины, живет сегодняшним днем, помышляя разве что о неспешном подъеме на следующую ступеньку, и утешается женским обществом, как следует из его недвусмысленных намеков. Но самое главное – Хорас унес ноги из Грейт-Уэрли. Сильнее, чем прежде, Джорджа угнетает проклятье первородства и тяжкое бремя родительских надежд; довлеет на ним и другое проклятье: превосходить своего брата умом и уступать ему в самомнении. У Хораса есть масса причин страдать от неуверенности в себе, однако же он ничуть не страдает, тогда как Джордж, при всех своих академических успехах и высокой квалификации, болезненно застенчив. Когда, сидя за конторским столом, он объясняет клиенту закон, у него это получается четко, а то и жестко. Но вести непринужденную беседу он не умеет; не знает, как помочь собеседнику раскрепоститься; отдает себе отчет, что кое-кому его внешность кажется странной.

В понедельник семнадцатого августа тысяча девятьсот третьего года Джордж, как обычно, садится на поезд 7:39 до Нью-стрит и возвращается, как обычно, поездом 17:25; домой приходит за несколько минут до половины седьмого. Некоторое время поработав за письменным столом, надевает короткий плащ и отправляется к сапожнику, мистеру Джону Хэндсу. До половины десятого успевает вернуться домой и после ужина ретируется в их с отцом общую спальню. Все входные двери дома викария запираются на ключ и на засов, дверь спальни – только на ключ, и Джордж погружается в беспокойный сон, как и в течение предшествующих недель. Наутро просыпается в шесть, дверь спальни отпирается в шесть сорок, и Джордж отправляется на поезд 7:39 до Нью-стрит.

Он еще не ведает, что это последние человеческие сутки в его жизни.

В ночь на семнадцатое начался сильный ливень, сопровождаемый порывами ветра. Но к рассвету погода прояснилась, и когда к шахте Грейт-Уэрли потянулись горняки утренней смены, в воздухе просто веяло свежестью, как бывает после летнего дождя. Шагавший лугом молодой угольщик Генри Гарретт заметил, что один из пони, которых использовали в шахте как тягловую силу, нетвердо держится на ногах. Подойдя ближе, парень увидел, что животное истекает кровью и вот-вот упадет.

На крики парня прибежали, увязая в грязи, другие шахтеры, которые и рассмотрели длинный поперечный надрез на брюхе пони, а под копытами – земляное месиво с красными пятнами.

Через час прибыл Кэмпбелл с шестеркой специальных констеблей; вызвали ветеринара, мистера Льюиса. Кэмпбелл спросил, кто патрулировал этот сектор. Констебль Купер ответил, что проходил через луг около двадцати трех часов – животное с виду было живо-здорово. Однако ночь выдалась темная, и подходить к лошадке вплотную он не стал.

За минувшие полгода это был уже восьмой эпизод; всего покалечили шестнадцать животных. Кэмпбелл ненадолго задумался об этом пони и о добром отношении к таким трудягам со стороны даже самых грубых шахтеров; он ненадолго задумался о капитане Энсоне, который печется о чести Стаффордшира; но от одного взгляда на кровавое месиво и обессилевшего пони в голову лезло письмо, которое показал ему шеф полиции. «Придет ноябрь – и настанет в Уэрли веселое времечко», – припомнил Кэмпбелл. И дальше: «До наступления весны в округе почикают, что тех лошадей, ровно два десятка малолеток». Но главное – два слова: «маленькие девочки».

Кэмпбелл, по словам Энсона, обладал хорошими профессиональными задатками; он отличался исполнительностью и самообладанием. У него не было предубеждений относительно какого-либо криминального типа, равно как не было и склонности к поспешным теоретическим построениям или к переоценке собственной интуиции. И все же: луг, на котором произошло это бесчинство, лежал ровно на полпути между шахтой и Уэрли. Если провести прямую линию от луга до деревни, то первым делом она приведет к дому викария. Простой логический расчет требовал, точь-в-точь как главный констебль, безотлагательных действий.