Вадим Деружинский - Чёрная лента

Журналист горько вздохнул и, подперев голову ладонью, замолчал, уйдя в свои мысли. Его лицо выглядело несчастным.

— Так… — сказал себе Дайнович. — Пойду-ка я сам умоюсь холодной водой.

Он вышел из кухни. А через минуту вернулся с початой бутылкой коньяка и двумя рюмками.

— Подобное лечится подобным, — он разлил коньяк по рюмкам.

Выпили по рюмке коньяка. Потом еще по рюмке. Зажевали ломтиками лимона.

Как и ожидал профессор, его гость порозовел и понемногу вернулся к жизни: взгляд обрел осмысленное выражение.

— Ну а теперь, дорогой Алесь, — сказал Дайнович, — все снова, но по порядку и с самого начала.

Минич закурил папиросу и, уже окончательно придя в себя, стал рассказывать. Рассказывал — и сам не верил тому, что говорит…

— И вот я оказался у вас дома… — закончил он свое повествование и с неподдельной тревогой спросил: — Что вы думаете, пан профессор? Я схожу с ума?..

Чеслав Дайнович задумался. Поразмыслив, ответил:

— У меня в комнате диван. Ложитесь и спите, пока я пройдусь по местам ваших ночных приключений. А там видно будет…

Он поднялся и вышел из кухни, потом вернулся уже не в домашнем халате, а в клетчатом пиджаке и с зонтом в руках.

— Только никому не открывайте и не отвечайте на телефонные звонки…

Замыкая дверь квартиры на ключ, он добавил сам себе:

— Береженого Бог бережет…

Профессор вернулся к трем часам дня. С собой он привел человека неопределенного возраста с заурядной незапоминающейся внешностью и в такой же заурядной одежде. Русые волосы, серые глаза, серый плащ и серый костюм, ничего примечательного — увидишь в толпе и забудешь тут же.

— Это наш друг Янкович, — представил он гостя. — Для нас он просто Ян Янкович.

Алесь, уже выспавшийся и совершенно протрезвевший, пожал руку незнакомцу, у которого из кармана плаща выглядывал скрученный в рулон какой-то журнал, и с удивлением спросил Дайновича:

— Что значит «для нас»?

— То и значит, — объяснил профессор. — Есть такие вещи, которые нам с вами знать не надо. Чтобы крепко спать. Пан Янкович хотел вам задать кое-какие вопросы.

«Ага, это сотрудник Дефензивы, контрразведки, — догадался журналист. — Но зачем тут тайная полиция?»

Они прошли в комнату и уселись в кресла вокруг журнального столика. Янкович с нескрываемым любопытством разглядывал Минича, а тот, не удержавшись, спросил:

— Так что вы узнали, пан профессор?

— Что узнал? — усмехнулся Дайнович, ставя на столик пепельницу и закуривая папиросу. — Вас удивит, что я узнал.

Он выдохнул дым и откинулся на спинку кресла.

— Во-первых, нет ни одного из ваших трупов.

— Как это нет? — опешил Алесь.

— Вот так — нет. Директор Музея восковых фигур, как мне сказали, неделю назад уехал в заграничную поездку.

— Мартин Вацлевич?

— Он самый. И никаких трупов в музее нет. Теперь про вашу консьержку пани Франтишку. Ее дочка действительно обеспокоена, она сказала, что та не вернулась с ночного дежурства. Но вот что касается вашего друга адвоката и его соседа, то, как мне сообщили соседи, они уехали на охоту в Беловежскую пущу еще вчера. Получается, вы их не могли видеть. Выходит, вы общались с призраками…

— Этого не может быть! — воскликнул журналист. — Соседи врут!

— Вот, — кивнул профессор, затягиваясь дымом. — И я так подумал. Двое соседей в этом доме говорят, что им позвонил сегодня утром адвокат Люциан Зелинский и сказал, что они уже в Новогрудке, попросил не беспокоиться. У меня, таким образом, не было никаких оснований привлекать к этому делу полицию. Мало того. Вопреки вашим словам, дорогой Алесь, дверь в квартиру вашего адвоката оказалась запертой. Но, пользуясь связями, кое-где я поговорил с некоторыми людьми, и наш друг пан Янкович нашел способ проникнуть в квартиру Зелинского. Так вот трупов там нет. Как и нет следов, что вы там были.

Алесь едва не подпрыгнул от возмущения:

— Как это «трупов нет»? А куда они делись?

— Наверно, туда же, куда делся и труп бездомного в якобы вашем плаще, — Дайнович переглянулся с человеком, которого привел с собой. — А нет трупа — нет и преступления. То есть полиции расследовать нечего… Во всяком случае, такова позиция полиции.

— Получается, я свихнулся, мне все это померещилось? — Минич в обиде сжал губы.

— Отнюдь, — стряхнул в пепельницу папиросный пепел профессор. — Это было бы очень просто — списать все это странное на случившееся у вас затмение сознания. Потому что есть еще один вроде бы несущественный нюанс. А на самом деле весьма важный. Я бы сказал, самый главный. Вот в связи с ним наш уважаемый гость задаст вам, дорогой Алесь, кое-какие вопросы. Вы не против?