Вадим Деружинский - Чёрная лента

— Не совсем так, — закурил новую папиросу Алесь. — В подъезде было темно, и когда я туда вошел, этот бездомный там спал. А вот когда за мной еще кто-то вошел бы, то этот дикарь при звуке шагов наверняка бы спрятался в темноте. И убийца его бы не заметил.

— Ну, тогда второй вариант, — походил по комнате Дайнович. — Он все расставляет по своим местам! Убийца в коридоре квартиры адвоката принял убегающего бездомного за вас, ведь он был в вашем плаще. Погнался за ним и, стреляя в него в подъезде, хотел убить именно вас.

— Вот сейчас все логично, — согласился Ян Янкович. — На бродяге был серый плащ пана журналиста.

— Возможно, возможно… — продолжал думать вслух профессор. — Не исключаю, что было принято решение дальше не возиться с Алесем и пустить его тоже в расход. Пока убийца ушел к своему грузовику, чтобы доставить его к подъезду и забрать трупы, в это время и спускался по подъезду наш пан журналист. Вы, Алесь, были в шоке, увидев уже шестой труп за ночь, и отправились ко мне — ибо вам больше и не было куда идти. А едва ушли, как вернулись убийцы и забрали все тела убитых. Вот такая получается картина событий.

— Получается! — согласился Минич.

— И кто в здравом уме во все это поверит? — встав рядом, строго посмотрел на него Чеслав Дайнович. — Вы сами в это верите?

Алесь от растерянности выронил свою папиросу. Руки дрожали после трех дней кутежа…

— Не обижайтесь, мой друг, — объяснил профессор. — Это не мои слова. Это так мне сказали в полиции. Повторяю: нет мертвого тела — нет преступления. А здесь ничего нет, кроме вашего рассказа. Заинтересовало кое-кого, — он посмотрел на Яна Янковича, — только одно в вашей странной истории. Упоминание о черной ленте. Как я понял, никакого официального расследования не будет. В том смысле, что все это секретно.

— Мало того, — добавил, сощурившись, Янкович, — не будет и никаких статей на эту тему в вашем журнале, уважаемый пан Минич. Вы ни строчки об этом не напишете. Я делегирован здесь и намерен сейчас вас об этом предупредить. Все это касается национальных интересов нашего государства, поэтому ни слова.

Алесь в растерянности посмотрел на своих собеседников.

— Я опять ничего не понимаю, — честно признался он, переводя взгляд с одного лица перед ним на другое. — Панове, в чем вообще дело? Что вы от меня скрываете? Какая такая секретность?

— А вот такая, — сказал всем Дайнович. — Я вчера сварил хороший грибной суп, по рецепту моей бабушки. Предлагаю пообедать. Давайте за супом и продолжим разговор…

…Разогрев на примусе кастрюлю, профессор налил каждому по тарелке и положил в каждую по ложке сметаны. Сели вокруг стола на кухне, и Янович, отведав ложку супа и откусив черного хлеба, с восторгом сказал, жуя:

— Какой фантастический суп! Вот секреты беларуской кухни!

А Минич, тоже попробовав блюдо, заметил:

— Суп славный, но везде одни секреты…

— Секретов тут нет, — профессор помешал ложкой суп в своей тарелке, разбалтывая там сметану. — Грибы до варки надо обжарить на сливочном масле. Потому у них и особый вкус… Овощи тушатся отдельно, а пассировка добавляется, когда все готово, почему мы и чувствуем яркий вкус жареного лука. Вот секрет букета вкусов этого супа. Но хотелось бы перейти от секретов кулинарных к секретам национальной безопасности нашей страны…

И он кивнул Яну Янковичу, отправив в свой рот ложку супа.

— Пока не доем, ничего говорить не буду, — ответил тот, все забыв.

И только когда он опустошил тарелку, то откинулся на спинку стула и расслабился.

— Это суп супов! — провозгласил он. — Ну а теперь можно и поговорить…

Они вернулись в комнату, которая служила профессору одновременно гостиной и кабинетом. В одном ее конце располагались диван с журнальным столиком и креслами, рядом с ними радиола, а в другом — письменный стол с кипой литературы на нем и лампой. Все стены заняты книжными стеллажами до потолка, одна дверь открывалась в спальню, другая в коридор, ведущий к кухне, ванной и входной двери в квартиру. Жилище небольшое, но вполне уютное и достаточное для одинокого ученого.

— Продолжим наше совещание, — сказал Янкович, усаживаясь в кресло и закуривая. — Но все, о чем мы, панове, будем говорить, должно остаться в этих стенах.

Сев на диван, Алесь тоже достал папиросу.

— Я понял, — кивнул он, зажигая спичку и глядя на офицера Дефензивы. — Но объясните мне, наконец, что такое эта ваша странная лента.