Вадим Деружинский: Чёрная лента

Отставной полицейский и адвокат переглянулись, а Минич зачем-то достал из кобуры револьвер и повертел им в воздухе.

— Вот, едва в лоб ему пулю не всадил… И там еще в кармане плаща десять злотых…

— Упокойтесь, дорогой пан Алесь! — испугался Зелинский, увидев оружие. — Тут ваши друзья! Не надо стрелять!

— Ах, да… — мотнул головой журналист, пряча в кобуру свой «Detective Special».

Он почесал затылок и нахмурился, пытаясь собраться с мыслями.

— Я что-то устал и плохо соображаю… Прошу прощения, панове… Каша какая-то в мозгах…

— Так вы об этом убийстве говорили? — поинтересовался Стефан Лазаревич, сев в свое кресло.

— Что?

— Вы об этом убийстве говорили по телефону? — повторил тот.

Мужчины смотрели на Минича с вежливым добродушием и участием, но на самом деле в их глазах читалась тревога.

— Нет! Я никого не убивал, — замахал руками Алесь. — Повторяю, я никого не убивал! Поверьте мне! Все эти трупы — это не я! Я не собирался никого убивать!..

— А кто их убил? — спросил бывший полицейский.

— Не знаю… — стал размышлять вслух Минич. Пожал в растерянности плечами: — Причем вот труп есть, то есть я сам труп видел, когда в свой подъезд входил… А выхожу — глядь, а трупа-то и нет! И еще пропала восковая фигура в музее, словно ожила и куда-то ушла… И Ленин на меня смотрел и подмигивал…

— Какой Ленин?

— Ну, известно какой. Тот самый, из гроба в мавзолее… Лежит лысый с закрытыми глазами, а потом так раз — и открыл. А взгляд злой такой… И снова закрыл свои зенки…

Вспомнив это, Алесь перекрестился.

Адвокат и его сосед снова многозначительно переглянулись.

— Та-ак… — вздохнул Зелинский и, потерев нос, прошелся по комнате. — У меня есть один знакомый врач, очень хороший специалист… Лечит в своей весьма престижной клинике, причем лечит анонимно…

Он повернулся к Миничу и задал неожиданный для него вопрос:

— Вы много пили в последнее время? От вас, мой дорогой друг, пахнет, как от вагона с коньяком…

— Вообще-то, да… — признался тот. — Три дня сплошной карнавал…

— Ну вот! — улыбнулся адвокат, обняв журналиста за плечо. — Вот причина. Вы что-нибудь знаете о белой горячке?

От этих слов Алесю снова стало муторно. Он побледнел и опять ощутил, как земля уходит из-под ног. Все снова показалось каким-то нереальным, фальшивым…

— Что-то мне не по себе… — проговорил он, вытирая на лбу холодную испарину.

Рука стала мокрой от пота. Он с удивлением смотрел на нее.

— Идите и умойтесь холодной водой, — Зелинский проводил его в ванную комнату с заботой, словно тяжелобольного человека. — А я пока сварю кофе…

Алесь вымыл лицо ледяной водой и потом долго смотрел на свое отражение в зеркале. Взгляд какой-то затравленный, как у побитой собаки, и полный страха и недоумения. Что-то такое с ним уже когда-то было. Причем совсем недавно. Дежа вю, уже это видел.

Попытался собрать свои мысли, но они разлетались в стороны, словно голуби на мостовой, когда за ними побежишь…

Он вернулся в комнату.

Адвокат и его сосед сидели в креслах. Головы с открытыми ртами опрокинуты в стороны, на груди на домашних халатах небольшие дырочки, вокруг которых расплываются пятна крови…

Еще два трупа.

Минич закрыл глаза. Через минуту открыл снова. Картина не поменялась…

Похолодев от ужаса, он вдруг понял что-то очень страшное, во что поверить было нельзя, но что крутилось в голове. Он осознал, что сам убил всех этих людей. Спятил от белой горячки и всех перестрелял в беспамятстве.

Лишившись последних сил, Алесь опустился на пол, на колени — ноги не держали. Его трясло, как в лихорадке, и снова все поплыло перед глазами, потемнело.

За эту ночь он видел пять трупов. Значит — пять пуль. Проверить легко: достать свой «Detective Special», открыть барабан и взглянуть на патроны. Если он увидит пять пробитых капсюлей, то он — сошедший с ума убийца…

Превозмогая дрожь в руках, он вытащил из кобуры револьвер и, отщелкнув рычаг, оголил барабан. Долго смотрел в него, ничего не понимая. Из револьвера не стреляли — все капсюли на шести патронах были целыми.

Это открытие вроде бы должно было обрадовать, но все равно мало что проясняло. Происходящее вокруг не перестало казаться фантасмагорией.

Немного успокоившись, он собрал свои силы, поднялся и, оглядываясь, заговорил сам с собой вслух:

— Одно из двух: или я сплю, или… это сон…

Мысль о том, что он сошел с ума, казалась ему особенно неприятной.