Светозар Чернов - Новый цирк, или Динамит из Нью-Йорка

— Я просто в Фанечку боялся попасть. Был бы ты один, живым бы не ушел. Да и дурным надо быть совсем, чтобы на Елисейских полях бомбами кидаться. Мы с Фанечкой специально две недели гуляли по Елисейским полям и выяснили, что великий князь ежедневно утром с сопровождающими выезжает из особняка в экипаже на прогулку, а вечером ездит обедать.

— И вы решили его во время обеда отравить?

— Да что ты все глупости-то городишь, Артемий Иванович! Как мы его можем отравить?

— Очень просто. Купите каравай и выйдите встречать его от имени русской революционной общины в ожидании либеральных перемен. Ты в красной косоворотке, Фанни в кокошнике. А вместо соли перец поставьте. Он хватит перца от жадности, пить захочет — тут вы ему стакан яду и поднесете.

— Уж лучше сразу из револьвера пальнуть, — покачал головой Посудкин.

— Так и пальнул бы. Или ты еще после этого убежать собирался?

— Собирался. Нам помирать ни к чему, мы только что с Фанечкой свое счастье обрели. Нам Шульц умнющий план составил, комар носа не подточит.

— Излагай, умник, — сказал Артемий Иванович, одну руку упирая в бок, а другой обнимая Фанни за талию. — Оценим, какой-такой план тебе Шульц выдумал.

— Сейчас изложу. Только ты руки-то от моей жены убери.

— Как тебе не стыдно, Лёв Посудкин! — вспылила Березовская. — Нельзя быть таким собственником!

— Побойся Бога, Фанни! — воскликнул тот. — Я уже полтора месяца твой законный супруг, а об обладании собственностью и речи еще не шло. Но теперь товарищ Гурин оказался жив, так что твое условие, считай, недействительно.

— Ты не о том говоришь, Посудкин! Ты мне обещал план Шульца изложить. Кстати, когда вы с ним в следующий раз должны были встретиться?

— Он сказал, что сам нас найдет, что это будет нетрудно. Он предложил нам взять на сутки экипаж без кучера и встать недалеко от особняка.

— Как без кучера?! А кто же править будет? Ты, что ли?

— Фанни, конечно. У нее на этот случай мужское платье было приготовлено. Она должны была в нем сидеть за кучера на козлах, а я в красной революционной рубахе внутри с револьверами.

Продеус за своим столиком поперхнулся кофе.

— Мы со Львом все вещи на Монмартре оставили, когда нас полицейские шпионы нашли, — сказала Березовская. — И мой мужской костюм, и рубаху для Льва. Сегодня вот пошли покупать новый. И рубаху. И вообще мне гардероб нужно обновить.

— А где же вы тут у нас в Париже красную косоворотку собирались купить? — съехидствовал Артемий Иванович. — У нас только красные фригийские колпаки продаются, да и то только к 14 июлю. У цыган можно было бы, но они продают рубахи только вместе с лошадью.

— Да нам хоть у цыган. Рубаха и рубаха, лишь бы красная была. Это мне с мужским костюмом проблема. Надо, чтобы и сидел на мне хорошо, и выглядел по-мужски. А со Львом ходить по магазинам — сплошное мучение. Вечно гундосит.

— Мы хотели дождаться на Елисейских полях утреннего выезда великого князя, — перебил ее Посудкин, — пристроиться следовать за ним, а потом при удобном случае я бы пальнул в князя через окно, после чего мы бы удрали.

— Удрали бы, конечно! В Париже в полиции не дураки служат, это вам не Женева. Уж убивца в красной рубахе и бабу в мужских портах они бы быстро словили.

— Красную рубаху Шульц придумал специально. Очевидцы запомнят только ее и мою бороду. Полиция решит, что борода накладная, а рубаху мы должны были сразу же переодеть, и Фанни должна была в свое платье переодеться. И скорее на вокзал обратно в Женеву.

— Так значит, лошадьми Фанни должна была править?

— Да, — подтвердил Посудкин.

— А ты когда-нибудь лошадьми правила, Фанечка?

— Нет, но это же легко. У них две вожжи. За какую потянешь, они туда и поворачивают.

— Да ты вот хоть Льва за рукав потяни, и то неизвестно, куда он повернет. Может вовсе стоять останется. А тут лошади! А вот к примеру, как ты ее остановишь или с места стронешь?

— Известно как. «Но!» — это пошла, а «Тпру!» — это стой, — вступился за жену Посудкин.

— Дурак ты, Лёв! Где ты в Париже русскую лошадь найдешь, чтобы она твои «тпру» да «но» понимала?

— А ты сам-то знаешь?!

— Я-то знаю. «Алле» надо кричать. В общем, я понял. Фанечка на козлах в мужском платье курям на смех и всем на обозрение, ты в карете прячешься… Смело!

— Ну вот что я вам скажу, — разозлился Посудкин и треснул ладонью по столу. — Никакой Женевы не будет. Ишь, обрадовались. Одни чужую жену лапают бесстыдно, а другие этому только и рады. Мы слово давали и обещание, что великого князя казним. Чтоб неповадно было царским прихвостням на нашу типографию покушаться. И мы это сделаем. А если мы погибнем, то мы станем живым укором Куолупайканену и Люксембургу, отказавшимся ехать с нами.