Валерия Вербинина - Сухарева башня

– Скажи, а у Антонины есть близкие подруги? – спросил он.

– Есть, но они все мужского пола, – с иронией отозвался игрок. – У таких женщин подруг не бывает.

Его собеседнику вдруг расхотелось есть. Авилов ставил его в тупик, а теряться Опалин не любил. С трудом он заставил себя дожевать вафлю и запил ее чаем. Сам визит к игроку внезапно стал казаться Ивану несусветной глупостью. «Я насторожил его, и в другой раз он, может быть, уже не захочет помогать… Хотя какая разница? Если Лариона возьмет на себя Лубянка…»

– Ты ведь не скажешь мне, откуда ты узнал насчет хазы Стрелка? – внезапно спросил Опалин.

Авилов покачал головой.

– Не скажу.

Ничего, похожего на вызов или пренебрежение, лишь простая констатация факта. Но Ивана начала раздражать атмосфера таинственности, окружавшая его знакомого, и он решил наугад попытать счастья.

– И за что на него взъелся, тоже не скажешь?

– Есть причина, – отрезал Авилов, и глаза его блеснули и потухли. Он явно не был настроен обсуждать эту тему.

– А в бильярд легко научиться играть? – не отставал Опалин.

Игрок улыбнулся краем рта.

– Смотря в какой. Бильярд – он ведь, знаешь, разный бывает.

– А ты сам долго учился?

– Я-то? Порядочно.

– А что нужно, чтобы стать хорошим игроком? Глаз? Рука?

– Все нужно, Ваня, – ответил Авилов уже без улыбки. – Если хочешь знать, я каждый день тренируюсь по несколько часов.

– И тебе это нравится?

– Почему нет?

– А когда ты начал, ну, учиться?

– Я на войне ранен был, попал в госпиталь. Там можно было сдохнуть от тоски. Как-то один выздоравливающий предложил сыграть партию… Стол был ужасный, сукно чем-то заляпано, но мы нашли шары и два кия. Ну, вот так все и началось.

– В штыковую атаку ходил? Ну, во время войны?

Авилов ответил не сразу.

– Зачем тебе это?

– Просто я думаю, что ты мог убить Пошивайло. Его штыком зарезали. И Ярцева тоже мог ухлопать, а карточку Стрелка подбросил.

– И что? – спросил игрок хладнокровно.

– Ничего. Может, это и не ты вовсе. Но тот, кто это сделал, конечно, знает, что орудие убийства у себя оставлять нельзя. Ни холодное, ни огнестрельное.

– Если бы я их убил, – проговорил Авилов с расстановкой, – я бы принял твой совет во внимание.

– Это я так, на всякий случай, – поспешно сказал Опалин. – Извини, мне, наверное, не стоило… Тем более что ты мне очень помог.

Он чувствовал, что зря завел речь о тех двоих, и сердился на себя за то, что не смог удержаться. Но так уж был Иван устроен, что ему непременно надо было расставить все точки над ё.

– Ты из-за них сюда пришел? – спросил игрок нестерпимо ровным, мертвым тоном.

Гость покачал головой.

– Нет. Меня мучает, что Анечка… Понимаешь, есть просто преступления, а есть омерзительные преступления. Когда убивают детей…

– И женщин, – добавил Авилов.

– Э, нет, женщина женщине рознь, – живо возразил Опалин. – Вчера одна топором зарубить меня пыталась…

– Да я вижу, что тебе нелегко пришлось, – усмехнулся игрок. – Это кто-то из банды?

– Да, любовница Стрелка, – и, увлекшись, он рассказал хозяину, как искал вчера Виндавку, как вышел на бандитов и как сражался с рыжеволосой Сонькой. Авилов смотрел на него с изумлением.

– Да, Ваня, должен сказать, что… – начал игрок, но не закончил фразу и стал тереть лоб. – Конечно, я предполагал… после того как увидел лицо Ярцева в тот вечер… Я-то думал, ничто не сможет пронять этого торговца человечиной, но ты со своей гранатой… Его просто перекорежило от ненависти. При мне он еще пытался сдержаться, но я понял, что долго ты не пробегаешь. Какого черта, решил я… Сколько можно стоять в стороне и… твердить себе, что ничего не можешь изменить…

– Не могу представить, чтобы такой человек, как ты, таскал с собой штык, – вырвалось у Опалина. – Извини… Они называют тебя Щеголем – по-моему, никому другому это прозвище так бы не подошло, как тебе…

– Обычно я держу оружие в машине, – сказал Авилов, усмехаясь.

– А! Что ж ты мне тогда заявил, что ты не убийца?

– А ты поверил? Я же понятия не имел, можно ли тебе доверять.

– Откуда у тебя карточка Лариона? Та, которую ты оставил на трупе Ярцева?

– Он моих родителей убил. И всю мою семью. Вот оттуда.

Опалин увидел выражение лица собеседника, и слова застыли у него на губах.

– Я бы, знаешь, пустил себе пулю в лоб, – продолжал игрок, дергая ртом, – но надежда! Надежда не дала сдохнуть. Знаешь, я верил, как последний дурак, что однажды смогу его найти и отплатить за все. Потом его арестовали, все газеты писали, что его расстреляют… Но его только посадили. Потом я свалился с тифом, а когда очухался, узнал, что его отпустили. Тут мне снова захотелось застрелиться. У тебя когда-нибудь бывало такое, что ты чувствовал несправедливость… не то что не повезло или деньги потерял… а такую, когда земля из-под ног уходит и мир рушится?