Валерия Вербинина - Сухарева башня

– Вот он, – пропищала девочка, указывая на Опалина.

Блондин улыбнулся так широко, так сердечно, словно увидел лучшего друга, с которым не встречался несколько лет. «Да он актер», – мелькнуло в голове у ошеломленного Опалина, и тут он сообразил – с некоторым опозданием, – что сам глупо улыбается в ответ.

– Миша!.. – тихо простонала Степанида Ивановна, глазами указывая на завалы материй в комнате.

– Ничего, сейчас все уладим, – весело пообещал Дымовицкий, подойдя к Опалину. – Что ж вы? Разоблачайтесь. Сейчас чайку принесем… или, может, чего покрепче? А?

– Меня к вам Логинов послал, – буркнул Опалин, начиная сердиться. – И я не фин. Я… мне совет нужен, по одному серьезному делу.

И тут он увидел, что люди действительно, как пишут в романах, могут застыть на месте – да, вот так буквально: взять и застыть. Первым опомнился хозяин.

– Боже! – Он хлопнул в ладоши. – Мамаша, какое счастье! Это не фин! Фух, аж гора с плеч долой… Олька! Иди куда-нибудь… леденцов себе внизу купи, что ли! Мамаша! Да бросьте вы эти тряпки, принесите нам чего-нибудь… – Затем он переключился на Опалина: – Давай раздевайся, посидим, поговорим, раз такое дело… Ну как там Карп? Все клянется сменить свое имя и никак новое выбрать не может?

Олька убежала, Степанида Ивановна удалилась на кухню. Опалин снял верхнюю одежду и повесил ее на крючок, попутно отвечая на вопросы, которыми его забросал Дымовицкий. Да, с Петровичем все по-прежнему. Нет, имя он не сменил.

– Что это у тебя за бумажки такие? – спросил Дымовицкий, глядя на обложку дела, которое Опалин положил на край стола.

– А, так. Дело одно расследую. Девушка попала под трамвай, одни говорят, что бросилась из-за несчастной любви, другие – что у ее отца враги были. Вот и…

– А почему угрозыск этим занимается?

– Там отец непростой. В Моссовете он.

– Да? – Бывший агент хмыкнул и почесал щеку. – Пиши «несчастный случай», и точка.

– Слушай, ну там все серьезно…

– Ты подумай сам: напишешь, что самоубийство – он начнет на парня бочку катить; напишешь, что враги толкнули дочь под трамвай – там такие могут быть интриги, что тебя же первого и сожрут, костей не соберешь. Э! Сколько я в угрозыске работал… Слушай, тебя как вообще зовут?

– Ваня я. Опалин.

– Так вот, Ваня: строго между нами… и вообще… – Дымовицкий снял материи со стула, потом со стола и придвинул к нему стул, а сам сел на край дивана неподалеку. – Ладно. Чай сейчас будет…

– Ты что, в торговлю подался? – не удержался Иван, садясь на стул.

– Как видишь, – хохотнул Дымовицкий. – Лавку имею и кое-какой доход.

– Кое-какой?

– Да я пошутил. Деньги есть, жизнью рисковать не надо, жена мне плешь не проедает…

– У тебя же нет плеши, – несмело заметил Опалин.

– Это просто так говорится. А угрозыск – что угрозыск? В любой момент убить могут. И не переплачивают. Надоело мне все. Вот я и ушел. И если Карп надеется, что я вернусь обратно…

– Почему ты…

– Да так, дошли до меня кое-какие слухи, – улыбка Дымовицкого стала жесткой и определенно недоброй. – Это правда, что Ларион наших недавно положил?

– Да. Четверых.

– Что ж они так?.. Нехорошо, Ваня. Очень нехорошо.

– Я тебе сейчас все расскажу, – поспешно сказал Опалин и действительно рассказал, не опуская ни одной детали. Слушая его, Дымовицкий придвинулся ближе, а когда гость замолчал, рассеянно стал смотреть куда-то в сторону, барабаня пальцами по столу.

– Теперь я должен его найти, – сказал Опалин. – Иначе товарищи… они будут думать, что я мог сдать своих…

Дымовицкий резко мотнул головой, словно отгоняя назойливую муху.

– И что? Пусть думают.

– Ты спятил, что ли? – возмутился Иван.

– Нет, это ты спятил, если веришь, что возьмешь Лариона в одиночку, – отрезал Дымовицкий. – Какая тебе разница, кто что думает? Плевать на них и на дурака Келлера тоже.

– Но… – Опалин был так ошеломлен, что не мог подобрать слов.

– Э, молодой ты еще, – сказал Дымовицкий со странной жалостью. – Знаю, что ты чувствуешь, все понимаю. Сам такой был. Под пули лез, жизнью рисковал на ровном месте… Как же! Республика в опасности, надо бороться с бандитизмом… Хочешь совет, Ваня? – Он сложил руки кончиками пальцев и подался вперед. – Плюнь.

– На что?

– На все. На Лариона, на Карпа, на… и на погибших ребят тоже. Извини, что говорю это, но они сами виноваты. Раз туман, надо было удвоить бдительность и не собираться в одной комнате. А с Сонькой не патефончики надо было слушать, а пару раз двинуть ей в зубы, чтобы место свое знала. Чтоб была тише воды, ниже травы. Эта мразь только силу понимает, больше ничего.