— Нет.
— Откуда?
— Из Ростова. Который не Великий, а на Дону.
— Давно в Москве?
— Пять лет.
— А я коренной москвич, — доверительно сообщил Олег Николаевич.
— И мне больно видеть, во что превращается мой родной город. Москва перестает быть Москвой, а становится черт знает чем. Чем-то безликим, средне-арифметическим. Если исчезнет еще один уголок старой Москвы, мы станем духовно беднее. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Продолжайте, я слушаю вас очень внимательно, — серьезно заверил юрист, а глаз наглый, насмешливый. — Какой второй аспект?
— Социальный. Фабрика выпускает лекарства для психиатрических и онкологических клиник. Таких лекарств в России не делает никто, только в Канаде. Они дорогие, не всем по карману. Беда академика Троицкого в том, что у него никудышний менеджмент. Но это поправимо. Если ему помочь, российская медицина только выиграет. Это и заставило меня пересмотреть свои планы.
— Дорогой Олег Николаевич, респект! — неожиданно просиял юрист.
— Респект и уважуха! Так сейчас говорят в Сети. Не ожидал. Вы, оказывается, крутой перец! Мы-то думали, что вы начнете торговаться, вымаливать лишний процентик, а вы вон как! Сразу послали Елену Николаевну куда подальше. Безумству храбрых поем мы песню. Кстати, забыл сделать вам комплимент, — перебил он себя.
— У вас чудесный особнячок. Даже неожиданно. Посреди Лубянки — уголок старой Москвы. Кругом каменные монстры, а тут всего три этажа, дворик. Прелестно, просто прелестно!
— При чем тут наш особняк? — недовольно спросил Михеев.
— Вроде бы ни при чем. Но это как посмотреть. Я позавчера оставил Яну некий документик. Видели?
— Нет.
— Посмотрите. Очень любопытный документик. Если коротко — дополнение к генплану Москвы. Юрий Михайлович Лужков считает неправильным, что Лубянка, самый центр столицы, занята старыми малоэтажными зданиями, исторической ценности не имеющими. Вместо них нужно построить офисные центры. Так он считает. Ваш симпатичный особнячок тоже полежит сносу. Разумеется, стоимость недвижимости будет возмещена владельцу. По оценке Бюро технической инвентаризации. Получите тысяч пятьсот. Или даже миллион. Рублей. Как вам такая перспектива?
— Это шантаж!
— Нет, дорогой мой. Это бизнес. Каждый использует те средства, которые у него есть. Вынужден лишить вас еще одной иллюзии. Я примерно представляю ход ваших мыслей. Он такой: а вот продам я особняк, и Елена Николаевна утрется. Не продадите. Как только Юрий Михайлович подпишет дополнение к генлану, коммерческое отчуждение недвижимости станет невозможным.
— Оно еще не подписано?
— Наконец-то вы задали самый главный вопрос. Еще нет. Бюрократические процедуры очень небыстрые. Но это смотря кто приделывает к бумаге ноги. Неделя — вот сколько отпущено вам на раздумья. И это всё. — Юрист постучал по циферблату «ролекса». -Время пошло!
С этими словами еще раз заверил Олега Николаевича в уважухе, бодрой рысью покинул кабинет, процокал подковами по мраморным ступенькам, во дворике нырнул в «порше-кайен». Машина рыкнула мощным движком и вылетела на улицу, как пришпоренная.
Олег Николаевич проводил её тяжелым взглядом. Вот уж верно: если дует, то изо всех щелей. Вернувшись за стол, вызвал Марину Евгеньевну:
— Пришлите ко мне Яна.
— Он в приемной. Ждёт.
— Чего он ждет?
— Разрешения войти.
— Что за китайские церемонии! — разозлился Михеев. — Ему нужно письменное разрешение? Или хватит устного? Извините, нервы совсем ни к черту. Пусть войдет.
— Вам бы в отпуск, Олег Николаевич, — посочувствовала секретарша. — Куда-нибудь на Канары. Хотя бы недельки на две.
— Хорошо бы, — согласился Олег Николаевич. И подумал: «А потом из аэропорта прямиком в «Лефортово». Или в «Матросскую тишину».
Начальник экономического отдела Ян Серегин был самым высокооплачиваемым сотрудником «Росинвеста», не считая самого Михеева. И он стоил этих денег. Прекрасно ориентировался во всех делах холдинга, держал в памяти все цифры. Он был как ведущая шестерня сложного механизма, обеспечивающая его устойчивую работу даже тогда, когда Михеев отвлекался на другие дела. Олег Николаевич не помнил ни одного случая, чтобы Ян не выполнил его распоряжения, даже брошенного на ходу, между делом. Единственное, что в нём раздражало — он никогда не докладывал о том, что сделано. Олег Николаевич злился, Ян с недоумением пожимал плечами: «Зачем? Если бы не сделал или не получилось, сказал бы». Случалось, что он проявлял упорство, с чем-то не соглашаясь. И тогда сбить его невозможно было ничем. Приказы выслушивал молча, глядя на шефа тусклыми, как у снулого судака, глазами, и ничего не делал. Объяснений, почему приказ невозможно выполнить, всегда находились десятки. И чаще всего он оказывался прав.
Читать дальше