Артур Таболов - Кэш

Домашний телефон и адрес Веры Павловны Панкратову взял у Ларионова. Он долго не мог сообразить, как представиться ей и как объяснить, почему ему нужно с ней встретиться. У него было удостоверение полковника ФСБ в отставке, иногда он им пользовался, но здесь оно никак не годилось. В конце концов решил ничего не придумывать. Скажет, что ему поручили выяснить все обстоятельства гибели Гольцова и она может ему в этом помочь. Это была правда. Ну, почти правда.

Но ничего объяснять не пришлось.

— Здравствуйте, Вера Павловна, — сказал он, услышав в телефоне ее голос — не то чтобы низкий, но словно бы доверительный. Он сразу узнал этот голос — не раз слышал его по радио в повторах ночных передач, транслировавших классическую музыку. — С вами говорит советник по безопасности Национальной алкогольной ассоциации Михаил Юрьевич Панкратов. Мне очень нужно с вами поговорить.

— О Господи! — изумилась она. — Какое отношение я имею к алкогольной безопасности? Я даже почти не пью. О чем нам говорить?

— О вашем муже Гольцове.

В трубке повисла тяжелая тишина. Потом прозвучало:

— Хорошо, приезжайте.

Она жила в новом тридцатиэтажном доме в Строгино, на берегу канала, с удобной парковкой. На звонок Панкратову открыла средних лет женщина в переднике, приняла у него пальто. Спросила:

— Вы на машине?

— Да.

— Тогда можете не разуваться. — Проводила в гостиную. — Подождите, хозяйка сейчас выйдет.

Гостиная была просторная, с белыми кожаными креслами и диванами, с огромными окнами, выходящими на пустой канал, по которому не тянулись ржавые баржи и не пробегали речные трамвайчики, навигация давно кончилась. В простенке между книжными полками висел большой цветной снимок Гольцова. Очень удачный снимок, отметил Панкратов. Гольцову на нём было лет сорок или чуть больше. Некрасивое, но очень живое выразительное лицо, открытая обаятельная улыбка. Он был такой же, как на надгробии, но старше — сильный, уверенный в себе мужчина. Только вот траурной ленты не было в углу портрета. А могла быть.

— Нравится? — услышал Панкратов. — Это работа Николаса Муртазаева. Знаете такого фотохудожника?

— Нет, — признался он, оборачивась.

— Очко в вашу пользу. Обычно говорят: как же, конечно, знаем. Его никто не знает. Он погиб в двадцать два года. Утонул на Урале при сплаве на байдарках. Гениальный был мальчик.

Вера Павловна стояла на пороге гостиной — в чем-то вроде шелкового бордового кимоно до пят, без всяких следов макияжа на лице. Но что Панкратова поразило — её прическа. Не было длинных волос, как на фотографиях, на голове остался лишь короткий черный ёжик, как если бы её остригли наголо и волосы успели чуть-чуть отрасти. И это ей очень шло, простенькое миловидное лицо приобрело выразительность, а в целом все выглядело очень сексуально, как сказала бы взрослая дочь Панкратова.

— Садитесь, — предложила она. — Один вопрос, прежде чем мы начнем разговор. Вы тоже стрижетесь в «Арбат-престиже» и каждый раз платите по сто пятьдесят долларов?

— Нет, что вы, — ответил Панкратов и смущенно провел рукой по своему ёжику, такому же короткому, только седому. — Раз в два месяца жена стрижет меня машинкой под ноль.

— Зачем?

— Большая экономия времени.

— И денег, — усмехнулась Вера Павловна. — Вы меня удачно застали. Через три дня я улетаю в Лондон, проведать сыновей, они учатся там в лицее. Так чем я могу быть полезна Национальной алкогольной ассоциации? Почему она заинтересовалась Георгием?

— Не она. Меня попросили разобраться в обстоятельствах гибели вашего мужа. Зачем он полетел в Пермь?

— Ему нужно было исчезнуть из Москвы. Так складывались обстоятельства. Пермь оказалась случайностью.

— Это было как-то связано с его осуждением на четыре года?

— На восемь, — поправила она. — Да.

— Как?

— Я не хочу об этом говорить.

— Понимаю, что вам неприятно об этом говорить. Но иногда скажешь, и станет легче. И обстоятельства дела прояснятся. Но если не хотите говорить, не нужно.

— Накануне того дня, 14-го сентября, ему пришла повестка из Следственного комитета, — заговорила Вера Павловна резким, напряженным голосом, так непохожим на её доверительный голос, которым она вела музыкальные передачи. — Вызов на допрос. К следователю по особо важным делам Кириллову. В качестве свидетеля. Но мы знаем, как это бывает. Вызывают в качестве свидетеля, а потом ставишься обвиняемым и оказываешься за решеткой. Я ему сразу сказала: «Не ходи». Он возражал: «У них на меня ничего нет». Я закричала: «Прошлый раз у них тоже ничего не было! Если захотят, найдут!» Не знаю, что на него больше подействовало, мои слова или моя истерика. Он согласился: да, нужно на время исчезнуть из Москвы. Пока не выяснится, что происходит.