— Нет. Больше ничего.
— Тогда не буду больше задерживать, — хозяин кабинета сухо улыбнулся. — Насчет вашего друга я распоряжусь.
Он кивнул, показывая, что аудиенция закончена, и Опалин, чувствуя облегчение, захромал к двери.
На вечер этого дня у него были куда более приятные планы — он купил два билета в кино, куда собирался идти с Надей, и, так как его премия позволяла пошиковать (так сказать, в пределах разумного), даже нанял такси. Но мать Нади, которая открыла дверь, стала ему доказывать, что ее дочери нет дома.
— Ее верхняя одежда висит в коридоре, — сказал Опалин, чувствуя, как от неприязни к почтенной даме у него становится сухо во рту. — Зачем вы врете?
Вера Федоровна побагровела, воинственно вскинула подбородок и позвала дочь:
— Надя! Разбирайся сама, я не нанималась выслушивать оскорбления от всяких… всяких…
Опалин сразу же увидел, что девушка одета по-домашнему и явно не собирается никуда выходить. И то, что она прятала глаза, ему инстинктивно не понравилось.
— Я взял такси, — сказал он, — поедем, как… — он чуть не сказал "буржуи", но в последний момент поправился, — как короли. И фильм, говорят, хороший. С Фэрбенксом…
— Ваня, — внезапно сказала Надя, — у нас ничего не получится. Я долго думала, как тебе сказать… Все слишком сложно. Я не могу…
— Что не можешь? Пойти со мной в кино? — Опалин начал сердиться. — Мы же договаривались…
— Да, но… Ване не понравится… Извини.
— Какому еще Ване? — машинально спросил он. И внезапно вспомнил. Ваня Катаринов, любитель марафета с синяками под глазами. Горе-художник, которого выставили из ВХУТЕМАСа. Черт возьми, ведь о нем Опалин совсем забыл.
— Ты же его допрашивал, — сказала Надя с упреком, и он внезапно понял, что она не могла ему этого простить.
— Ты его любишь?
— Это тебя не касается.
— Не касается? Надя, он же наркоман. Я его видел: он конченый человек. Что ты творишь? Зачем? Он же пойдет ко дну и тебя с собой утянет…
По тому, как она отпрянула, Опалин понял, что оттолкнул ее, безнадежно оттолкнул этими словами.
— Не смей так о нем говорить! — выпалила она, задыхаясь.
Если бы она сказала "Да, я люблю его", это не прозвучало бы откровеннее. Интересно, когда она влюбилась в него? — мелькнуло в голове у Опалина. Еще тогда, когда Ваня числился женихом подруги Гали? Или Галя тут ни при чем, просто Надя из тех женщин, которым сладко жертвовать собой — вот только объекты для поклонения они выбирают чаще всего такие, которые не собираются ценить ни их жертвенность, ни их самих.
— Я десятки раз видел таких, как он, — сказал Опалин упрямо, все еще не теряя надежды достучаться до нее. — В периоды просветления они бывают очень обаятельны. Иногда они даже клянутся взяться за ум, но это ничего не меняет. Надя, он погубит себя. И тебя тоже, если ты останешься с ним.
— Честное слово, ты сговорился с моей мамой, — сокрушенно промолвила девушка, качая головой. — Хотя она и говорит о тебе, что ты еще хуже бандитов, которых ловишь.
И выпустив на прощание эту эффектную стрелу, она захлопнула дверь.
Чувствуя себя оплеванным с головы до ног — и не то что без всякой вины, но и вообще без всякого повода, — Опалин медленно двинулся к лестнице. Шофер такси, веселый белобрысый малый, встретил его открытой улыбкой — но, заметив изменившееся настроение пассажира, поспешно согнал улыбку с лица.
— Куда едем, гражданин?
Опалин сунул руку в карман, достал билеты в кино, мрачно посмотрел на них и разорвал в мелкие клочья.
— Поезжай, куда хочешь, — буркнул он, садясь в машину, но внезапно вспомнил, что Авилов сегодня играет в "Метрополе". — Нет, вот что: давай в центр…
Бильярдный зал был переполнен зрителями, и Опалин с трудом сумел протиснуться на более-менее приличное место. Игрок, похоже, был в своей стихии: каждый его удар сопровождался восторженным гулом. Он закончил партию и, заметив в толпе Опалина, кивнул ему.
— Если есть деньги, можешь поставить на меня, — негромко сказал Авилов Ивану, когда тот подошел ближе.
— Не хочу, — коротко ответил Опалин.
— Почему? Сомневаешься?
— Нет. Просто я не делаю деньги на друзьях.
— Что с тобой? — спросил Авилов, глядя ему в лицо.
— Все нормально. Не обращай внимания. Может, выпьем чего-нибудь?
— Я не пью. Руки дрожать будут.
— Как все сложно, — пробормотал Опалин, отходя, и тут заметил в толпе знакомое лицо. Это был лысый толстяк Ларион, сосед Катаринова, — и хотя Иван видел его второй раз в жизни, он обрадовался ему, как родному.
Читать дальше