Василий Гавриленко - Садовник

Беатрис в последний раз видели в Лондонской библиотеке, а стихотворение явно написано любителем новомодных французских символистов. За неимением других версий, мы хватаемся за эту и едем в библиотеку. Мистер Барлоу, помните нашу первую встречу?

Вы, Лестрейд, арестовываете Барлоу, который, как мы уже выяснили, является убийцей Беатрис Пройслер. Я же, побеседовав с мадам библиотекаршей, беру у нее список постоянных посетителей отдела французской поэзии, коих ровно пять и все они, за исключением прикованного викария, сидят на этой скамье. Немного позднее я при весьма сложных для меня обстоятельствах задерживаю мистера Блащиковски и он отправляется в камеру к Барлоу.

Итак, когда наш скромный учитель Джоуи Тернер убивал и насиловал Ирэн Вулф, Барлоу и Блащиковски преспокойно сидели в камере, зарабатывая себе стопроцентное алиби – мы больше не рассматривали этих господ на предмет причастности к преступлениям.

Убийство Ирэн Вулф стало отправной точкой к разгадке. Именно тогда мы нашли платок с вышивкой. Очевидно, увлекшись своим гм… делом, учитель выронил его.

Но вот пропадает бедняжка Эмбер Уоллис. Мы задерживаем месье Доминика Леруа. Вот только расправляется с Эмбер не он, а господин Блащиковски, который, как мы помним, уже имеет алиби.

Наконец, Розамунд Нэш-Мерфи. Эту девушку убил месье Доминик, которого мы с извинениями выпустили на свободу. Пока он измывался над несчастной на кладбище, в тюрьме маялся «невинный» учитель Тернер.

– Боже, Ватсон, но зачем они это делали?! – выдохнул Лестрейд.

– А вот здесь, мой дорогой друг, мы и подходим вплотную к Садовнику. Вернее, к неуловимому поэту Гюставу Моро, который якобы совершил самоубийство два года назад. Хрупкий, субтильный юноша в черном костюме, цилиндре, круглых очках, с черной бородой и усиками.

Барбара Лестрейд вскрикнула.

– Да-да, мисс Барбара, именно с ним вы повстречались в библиотеке. И не только вы, но и эти мужчины. Этот нежный юноша равно притягателен как для женщин, так и для мужчин. Но главная проблема состоит в том, что его нет и никогда не существовало на этом свете.

– Как? – вскричал Блащиковски.

Леруа издал нервный смешок. Даже учитель, комкая платок, спросил:

– Что вы такое говорите, мистер Ватсон?

– Вы влюбились в фантома, – жестко сказал я и вытащил из карманов пальто накладную бороду, усы и очки. – Гюстав Моро был женщиной. Это я нашел в комнате мисс Джоан. Там же был и костюм. Вглядитесь повнимательнее в склоненное лицо моей прекрасной гувернантки, мысленно представьте ее с бородой и усами, как ни дико это прозвучит.

– Черт подери! – выругался Блащиковски, очевидно, последовавший моему совету.

– Полагаю, влюбив в себя этих мужчин, нежный юноша Гюстав, словно садовник, принялся выращивать из них чудовищ. Зачем – ума не приложу, хотелось бы узнать у вас, мисс Джоан. Вы попросили у каждого из этих мужчин доказать вам свою любовь. И самым лучшим способом сделать это вы назвали убийство. Убийство юной девушки – это как срыв нежного цветка. Вы хотели пять цветков – Беатрис, Ирэн, Розамунд, Эмбер, и еще одну, имя чье – Адель. Почему здесь оказалась еще и Барбара, хотелось бы узнать у вас.

Мисс Джоан молчала.

– Вы сообщали каждому из своих потенциальных любовников, вернее, потенциальных любовников мистера Моро, о жертве и способе ее убийства через газету. А накануне убийства присылали «испытуемому» платок с вышивкой – кстати, набор для вышивания я также нашел в вашей комнате. И вот, когда все убийства, кроме одного, были совершены, я вызвал этих господ сюда с помощью телеграмм от имени Гюстава Моро. И, как видите, все они приехали.

– Но, Ватсон, письмо со стихотворением и рукопись статьи ведь написаны разным почерком! – воскликнул Лестрейд.

– Спасибо, что напомнили про почерк, инспектор, – я слегка поклонился. – Это очень важно. Почерк рукописи и анкета, заполненная мисс Джоан при поступлении ко мне на работу, совпадают. Но почерк письма и вот этого рассказа про щенка Пенни, также совпадают.

– Рассказа про щенка Пенни? – удивился Лестрейд.

– Да, инспектор. Его сочинила моя дочь, а записала его под диктовку Аделаиды мисс Остин.

– Но как такое может быть, Ватсон? Она умеет писать и левой, и правой рукой?

– Именно, Лестрейд! Мисс Джоан – амбидекстр, то есть, человек, умеющий писать обеими руками. Однако, если почерк правой руки у нее – женский, то определить половую принадлежность почерка левой руки невозможно. Однажды я испытал ощущение странности, когда смотрел на пишущую что-то мисс Остин. Странным было то, что писала она левой рукой. На собеседовании же она точно писала правой – я просто не мог не обратить внимание на то, что она – левша.