— Ты из-за Брюллова так расстроилась? — тихо спросила Серафима Петровна.
— Из-за всего. — Маша отвернулась к стене и стала водить пальцем по обоям. — И за Брюллова обидно, да. Картина с великокняжеской короной на обороте, из дворца какого-то… А досталась ему. За что? За то, что он удачливый спекулянт и брат-профессор прикрывает его… его художества?.. Я, говорит, его продавать не стану. Пусть висит, пусть мне все завидуют, со временем такие картины только растут в цене… Барышник и мерзавец. Ну а я-то кто, раз я с ним? Я кто, скажи мне?
— Маша, перестань, — уже сердито проговорила Серафима Петровна, вновь принимаясь за шитье. — Сергей Васильевич — приличный человек, и квартира у него отдельная… Ну не нравится он тебе, осталась бы с Вольским. Ей-богу, не угодишь на тебя… — Она остановилась, пораженная неожиданной мыслью. — Постой, сегодня в театр какой-то энкавэдист приходил. Уж не он ли тебя так накрутил?
— Он из МУРа, — ответила Маша, но по ее голосу нельзя было понять, что она думает об Опалине.
— Это еще что такое?
— Московский уголовный розыск.
— И что уголовному розыску делать в Большом театре?
— Он по делу приходил. Павлик Виноградов, из кордебалета… Пропал он.
— И что с Павликом? — рассеянно спросила Серафима Петровна, перекусывая нитку.
— Я же говорю: пропал. — Маша повернулась на спину и глядела теперь в потолок.
— Тебе что-то об этом известно? — на всякий случай осторожно осведомилась тетка.
— Ничего. Он мой телефон взял… — Маша вздохнула. — А я теперь думаю: может, зря его дала?
— Павлик взял телефон?
— Да какой Павлик, — вспылила Маша, — вы меня слушаете вообще?
В разговоре она то и дело переходила с «вы» на «ты», сама того не замечая.
— Ну вот, еще один поклонник, — удовлетворенно заметила тетка. — А ты все страдаешь.
— Конечно, страдаю, — без малейшего намека на иронию подтвердила Маша. — У меня нет ничего общего с людьми, которые меня окружают. От их разговоров, рассуждений, мыслей меня тошнит… И вообще от всего.
— Друзей тебе надо завести, — решительно объявила Серафима Петровна. — Ты же в театре работаешь… Не могут ведь все вокруг быть плохими!
— Могут, — уверенно ответила Маша, — еще как могут! Театр — скажете тоже! Насмотрелась я на них… Нужник с колоннами! Кто же в нужнике станет друзей заводить?..
— Ох, Маша, Маша! — вздохнула Серафима Петровна, качая головой. — И Сергей Васильевич тебе плохой, и Алексей Валерьевич… И театр — нужник…
— Ну простите меня за то, что я такая, — огрызнулась Маша, садясь на кровати и поправляя волосы. — Почему я должна радоваться этим объедкам жизни вместо полноценной жизни? Которой у меня нет и никогда не будет…
— А надо радоваться, — вполголоса заметила тетка, вертя пачку и укладывая ткань в пышные складки. — У других вообще никакой жизни нет, сама знаешь… В могилках лежат, и даже без креста. Ох, горе…
Она завздыхала, зашмыгала носом, но вскоре овладела собой и продолжила ловко нанизывать складки. Ткань трепетала и лилась меж ее пальцами.
— Да, — сказала Маша каким-то странным голосом. — Они уже отмучились. А я еще мучаюсь. Вот и вся разница.
Серафима Петровна промолчала.
— Если твой новый поклонник звонить будет, что ему сказать? — внезапно спросила она.
— Что? — рассеянно отозвалась Маша.
— Ну, этот… из розыска. Что ему отвечать? Что тебя нет дома? Если надо, я скажу.
Маша задумалась. Она явно колебалась.
— Если Сергей Васильевич узнает, что у тебя еще кто-то есть, ему вряд ли понравится, — добавила тетка.
Но упоминание заветного имени подействовало вовсе не так, как она рассчитывала.
— Вот что, я ни от кого прятаться не собираюсь… Если я дома, зовите меня к телефону. Если меня нет, просто говорите, когда я вернусь, и спрашивайте, что мне передать…
— А я думала, мне наврали, что он симпатичный, — словно рассуждая сама с собой, проговорила Серафима Петровна.
Маша аж подпрыгнула на месте.
— Так я и знала! Театр! Чихнуть невозможно без того, чтобы все всё узнали… — возмутилась она, сверкнув глазами, и сделалась еще краше, чем была.
— По мне, так лучше внешности, чем у Алексея Валерьевича, и быть не может, — упрямо продолжала Серафима Петровна. Не то чтобы ей нравилось испытывать терпение племянницы — просто она видела, что разговоры о личных делах наилучшим образом отвлекают Машу от мрачных мыслей. — Но раз говорят, что этот тоже симпатичный, я не спорю. Только я бы, Машенька, на твоем месте не разбрасывалась. Ну сама посуди: кто Сергей Васильевич и кто этот… как его… У Сергея Васильевича и квартира, и положение, и деньги, и брат — профессор…
Читать дальше