Игорь Лебедев - Нотки кориандра

Аз не знам

На потемневшей от времени вывеске с трудом различалась надпись: «Болгарскiя руны и амулеты». Многозначительно кивнув Свинцову, Шептульский сгорбился, сделал блаженно-придурковатый вид и шмыгнул внутрь.

Убранство лавки походило на обиталище лесной колдуньи. Отовсюду торчали пучки трав, полки были забиты разномастными баночками, бутылочками и кувшинчиками, чучелами рептилий и птиц, на подвешенных к потолку обручах болтались амулеты с перьями и прочая магическая ерунда. В клетке сидел черный ворон. За стойкой что-то терла в ступке не старая еще женщина в черном сукмане.

Шептульский потряс «медвежьей лапой» с шеи Одноухого.

— Как же ты, бабушка? — жалостливо заныл он. — Мы ведь не так уговаривались!

— Что у господина сталось? — не глядя на посетителя, поинтересовалась гадалка.

— Не действует твое чародейство! — Филер бросил оберег на прилавок. — Два раза за неделю меня поколотили. Раньше-то больше одного не бывало.

Отложив ступку, гадалка взяла оберег, поднесла к губам, что-то пошептала, потом приложила к уху, словно выслушивала ответ.

— Вижу, не твой он, — отбросила она вещицу в сторону. — Не любит тебя медведь. Сейчас поправлю.

Женщина принялась копаться в сундучках, стоявших на нижних полках.

— Вот, этот самый сильный, против любого врага, — протянула она браслет с клочком рыжей шерсти, похожим на лисий хвост. — Денег не возьму.

— Так я и не дам, — изменившимся голосом объявил Шептульский и дунул в свисток.

Тут же дверь распахнулась и в лавку ввалился Свинцов.

— Руны-амулеты — бублики-котлеты! — поприветствовал он гадалку стихотворением собственного сочинения.

Явление околоточного надзирателя та приняла несуетно, вернувшись к ступке со снадобьем.

Иван Данилыч двинулся хозяйской поступью осматривать убранство, ощупывая подвешенные мешочки с травами и пощелкивая по птичьим клювам чучел.

— Сделал Сеня оберег из двенадцати телег, — скаламбурил он, подойдя к хозяйке.

— Медвежью лапу признала, — доложил Кузьма Гурьевич.

— Оберег с медведем — никуда не едем, — опять явил поэтический дар Иван Данилович. — Кому продала лапу?

— Кой сте вие? — перешла на болгарский гадалка. — Аз съм бедна жена, не ви разбирам. Аз не знам руски език!

— Ишь, завертелась! — оценил находчивость филер. — Русского она не знает. Только что чесала по-нашему, и вдруг на тебе — «аз не знам».

Свинцов накрыл широкой ладонью ступку, отчего ворожея была вынуждена прекратить работу.

— Одноухого помнишь? — строго спросил он.

— Не си спомням, — поджала губы гадалка.

— Белоглазый с ним приходил?

— Не знам за кого говорите.

— «Не знам», «не спомням», — угрюмо повторил Свинцов. — Кузьма Гурьевич, — обернулся он к филеру, — а ты не помнишь, как там у нас в Уложении о наказаниях третий раздел поименован?

— Третий? — встрепенулся Шептульский. — «О подложном проявлении чудес и других сего рода обманах».

— Верно, — одобрил Свинцов осведомленность коллеги. — А ты как мыслишь, талисман, который тебе сия кудесница продала, имеет ли сверхъестественную силу и действие?

— Да ведь как… — кровожадно ухмыльнулся филер. — На то она и чародейка. Даю, говорит, тебе оберег силы невиданной, никакая, говорит, мутовка [82] Мутовка — избиение ( блатн .). тебе от сей поры не страшна.

— Поня-а-атно, — удовлетворенно протянул Свинцов. — Стало быть, статья тысяча сто шестьдесят четыре: «Ежели кто ради противозаконной корысти или суетной славы будет, пользуясь простотою и легковерием каких-либо людей, выдавать себя за колдунов и чародеев, и в таком виде приготовлять и продавать мнимоволшебные напитки, а равно талисманы и иные якобы очарованные вещи, имеющие будто бы сверхъестественные силы и действие, подвергаются за сие в первый раз аресту на время от семи дней до трех месяцев».

Завершив цитирование Уложения, околоточный надзиратель уставился на хозяйку лавки.

— Нищо не нарушавам, — упавшим голосом возразила женщина. — Това са български сувенири.

— Кто еще есть в лавке? — строго спросил Свинцов, отбросив мнимое благодушие.

Филомена подняла глаза, словно хотела сказать что-то важное, но тут же отвела в сторону.

— Няма никой, — тихо ответила она.

В этот момент невесть откуда раздался приглушенный звук неясного происхождения — то ли стон, то ли хрип. Гадалка принялась нервно поправлять платок на голове. Иван Данилыч прислушался. Шум повторился. Околоточный надзиратель посмотрел на пол — кажется, звук доносился откуда-то снизу.