Иван Погонин - Хищники [сборник]

— Господи! Ну что вы несёте! Какие десять тысяч? Я же лично удостоверяю купчие, и прекрасно осведомлён о ценах.

— Вот! Теперь то мы и подошли к главному. Дело в том, что и казна не была уверена в судьбе курорта, поэтому высочайше утверждёнными «Условиями продажи земельных участков в Гагринской Даче» было предусмотрено два способа отчуждения — по добровольному соглашению, то есть, попросту говоря, на основании договора, или с публичных торгов. Продажи начались первым способом — желающих покупать землю было мало и ни о каких торгах не могло быть и речи. Цены участков стала расти, а способ их продажи не изменился! Они до сих пор уходят по запродажным записям и задаточным распискам! Почему так получается, вы не знаете?

Мировой поднял глаза вверх и помотал головой:

— Боже мой! Я же уже вам сказал — земля здесь стоит гораздо меньше, чем названная вами цифра, покупателей на неё мало, тем более в нынешнее время и смысл устраивать аукцион отсутствует.

— Чудесное объяснение. Это же самое вы говорили Шереметевскому, если он, человек, абсолютно далёкий от коммерции, вообще интересовался ценами на участки.

— Да посмотрите в конце концов договора! — мировой опять чуть не кричал.

— Я их смотреть не буду, их следователь посмотрит. Я же, для того, чтобы выяснить, почём нынче здешняя землица, поступил по-другому, — я опросил покупателей. И выяснил, что желающих купить землю — пруд-пруди, что цена за десятину начинается от десяти тысяч, и что участки можно приобрести только через некого Самвела Азнавурова, потому как публичных торгов не устраивается, а заставить администрацию заключить условие закон не позволяет. Человек, желающий прибрести землю, приходил к начальнику станции, тот отправлял его к ответственному за эти операции топографу Азнавурову, а последний сообщал, что земля будет продаваться с аукциона, который неизвестно когда состоится. А через некоторое время, когда несостоявшийся покупатель заливал своё горе здешним невкусным вином в ресторане, к нему подсаживался братец топографа — Самвел и предлагал приобрести земельку без всякой волокиты и по цене на пару тысяч ниже рыночной. Обрадованный покупатель беспрекословно платил требуемое и уже через пару дней держал в руках акт предварительного соглашения, устанавливал на участке столб с дощечкой, на которой обозначались его имя и фамилия, огораживал участок забором и приступал к обустройству своего кусочка рая. Начальник станции был доволен расторопной работой подчинённых, покупатель, проклиная в душе мздоимца Шереметевского, был доволен покупкой и сбережением двух — трёх тысяч, братья Азнавуровы были довольны причитавшимся им барышом, ну а больше всех были довольны вы. Ашот Арутюнович сказал, что с каждого участка вы забирали себе четыре тысячи.

— Послушайте, Кунцевич! Неужели вы верите этому армяшке? Да даже если вы верите, другие то не поверят! Что значит слово какого-то там туземца против слова судьи?

— Ну, во-первых, против вас слова не одного, а нескольких туземцев. Показания дали братья Азнавуровы и абхазцы, которых они наняли для убийства. О вашем ночном визите к задержанному Азнавурову поведал и стражник, охранявший кордегардию. Поначалу он говорил, что к задержанному никто не входил, но тут со мной сыграли злую шутку трудности перевода. Стражник имел ввиду, что не пускал к арестованному никого из посторонних, ваш же визит о считал самим собой разумеющимся. Ну, а во-вторых, о ваших аферах рассказали и весьма уважаемые люди. Я предварительно опросил полтора десятка дачников и все они поведали мне, как приобретали участки. Сейчас следователь их формально допрашивает. Особенно ценны показания некоего Люцерянского. Он рассказал, что как-то случайно встретил начальника станции и стал требовать от Леонида Алексеевича прислать на его дачу охрану. А когда Шереметевский в этом отказал, сославшись на то, что свободными людьми не располагает, дачник возмутился, заявив, что за те деньги, которые, по его мнению, попали в карман начальника, тот просто-таки обязан обеспечить его охраной. Удивлению Леонида Алексеевича не было предела. Он стал расспрашивать господина Люцерянского об обстоятельствах покупки участка, но тот уже сильно сожалел, что затеял весь этот разговор и ни в чём не сознался — поняв, что Шереметевский к аферам не причастен, побоялся лишиться участка, ведь казна могла признать сделку, проведённую в нарушение закона, недействительной. Кстати, мне Люцерянский рассказал всё — чувствует свою вину в случившемся. Но Леонид Алексеевич сам смог концы с концами свести, а когда свёл — к вам явился. Я думаю, что между вами состоялся крупный разговор, после которого о торговле землёй следовало бы забыть. Но сделать этого вы не могли — уже понабрали задатков. В общем, судьба Шереметевского была решена.