— К тому же здешние ваши дела — не единственные преступления, в которых вы обвиняетесь. Есть ещё дело об убийстве малолетнего ребёнка девицы Тарасовой и её преждевременной кончине.
— Что? — на этот раз задержанный не испугался, а удивился, — какой-такой Тарасовой? Какой-такой ребёнок? Что за бред вы несёте?
— Я бы не рекомендовал вам хамить чиновнику полиции при исполнении им своих обязанностей, эдак можно и ещё одну статью схлопотать. Впрочем, вам этого бояться нечего — по сравнению с тем, что на вас уже висит, статься за оскорбление полицейского — так, семечки. А по существу вашего вопроса отвечу следующее: в прошлом году вы в столице соблазнили некую девицу Тарасову, лишили её невинности, обрюхатили, и скрылись. Она родила и, не выдержав позора, сначала убила ребёнка, а потом себя. Статья 1475 Уложения, от пятнадцати до двадцати лет каторжных работ.
— Послушайте, я не понимаю о чём вы говорите.
— Всё вы прекрасно понимаете. Вспомните квартиру мадам Жирто на Третьей Рождественской, вспомните девушку.
— Но она сама! У нас всё было по соглашению! Я ей заплатил! — опять попытался вскочить Азнавуров.
— Сидеть! Я же сказал: не рыпайтесь. — На этот раз Кунцевичу никаких действий предпринимать не понадобилось — задержанный послушно опустился на стул. Сыщик продолжил, — она несовершеннолетняя и полностью отвечать за свои поступки не могла. В данном случае закон приравнивает ваше деяние к изнасилованию. А знаете, как относятся к насильникам в тюрьмах? Не знаете, откуда вам знать. Так я вас скажу — очень плохо относятся. Впрочем, я об этом вашем преступлении могу до поры — до времени никому не говорить. Будете сидеть со всеми почестями — как убийца бывшего начальника сыскной полиции. Вот только сидеть придётся очень долго. А может и недолго, если мы найдём общий язык. Ну так как, что выбираете: много статей и жизнь пассивного педераста под тюремной шконкой, или небольшой срок и сносное, насколько это можно, тюремное бытие?
Азнавуров аж закачался. Он закрыл глаза и был бледен как покойник:
— Я не могу… Мне надо подумать… Они меня убьют…
— Не убьют, вы будете под нашей защитой. А насчёт подумать, что ж, думайте. Следователя мы будить не станем, поэтому у вас есть часа эдак три — четыре. Как только его превосходительство восстанет ото сна и соизволит вас допросить, время на раздумье кончится. Сознаетесь под протокол допроса — мы забудем про Тарасову и не будем вменять вам соучастие в убийстве, станете юлить — я раскручу вас по полной.
Бурцев внимательно выслушал сыщика, сделал глоток чая и сказал:
— Если он не сознается, я его немедленно отпущу, а вас заставлю перед ним извиниться.
— Дайте хотя бы пару дней ваше превосходительство, — попросил Кунцевич. — Впрочем, я уверен — он сознается.
— Хорошо бы. Но если нет… Бог с вами, два дня вы получите, но не более!
— Благодарю.
Мечислав Николаевич ожидал следователя на крыльце административного здания. Действительный статский советник пробыл в арестантском недолго — через полчаса вышел на свет божий, подошёл к сыщику и молча протянул ему протокол допроса. Кунцевич впился в него глазами, а прочитав опустил руки и поднял глаза на Бурцева:
— Как же так?
— Такое впечатление, что он у адвоката побывал. Деньги — фамильные сбережения, которые его предки собирали с момента присоединения Абхазии к России, об убийстве Шереметевского ему ничего, кроме того, о чём говорят на базаре, не известно. Ну и никакой девицы Тарасовой он не знает. Кстати, я тоже её не знаю, кто это и почему он вдруг о ней вспомнил?
— Это так, к делу отношения не имеет. Наш уговор про два дня в силе?
— В силе. Мне тоже перед начальством надо отчитываться. Сегодня телеграфирую принцу, что есть задержанный, который проверяется на причастность. Но если вы ничего нового не найдёте — через два дня я этого землемера отпущу, вы знаете, закон для меня святое.
Титулярный советник поднял на следователя глаза и улыбнулся:
— Я постараюсь найти, ваше превосходительство!
Первым делом он допросил приставленного к кордегардии стражника. Это был абхазец, практически не понимавший по-русски. Пришлось обратиться за помощью к капитану. Тот привёл урядника — терского казака, прекрасно владевшего туземным наречием. Внимательно выслушав перевод вопросов, стражник поклялся, что к задержанному никого не пускал. Потом Кунцевич пошёл в гостиничную библиотеку, где попросил самый свежий «Кавказский календарь» и «Памятную книжку Черноморской губернии», после чего ещё раз поговорил со сторожем арестантской. Через час они с капитаном и тремя стражниками отправились по Сухумскому шоссе в урочище «Цихерва» Гагринской казённой дачи, где пробыли до вечера. Потом титулярный советник попросил капитана привести к нему пяток самых смышлёных подчинённых и долго о чём-то с ними разговаривал.
Читать дальше