Дмитрий Миропольский - Тайна двух реликвий [litres]

Взволнованный историк затруднился с точным переводом цитаты из Пушкина, но смысл донёс. Он говорил о широком поле непредсказуемости, в котором существует любой человек, – особенно тот, кто занимается творчеством. Даже у древнего крестьянина или скотовода всегда был выбор, говорил Мунин, не говоря уже про писателей, художников и царей. Юлий Цезарь мог остановиться у пограничной реки Рубикон и распустить армию, как полагалось, а он перешёл со своими легионами на другой берег – и сделался единовластным правителем Рима. Леонардо мог написать Леду с лебедем на пурпурном брачном ложе, как Микеланджело, а написал на пасторальном фоне в окружении детей… В поле непредсказуемости лежат бессчётные пути, которые в конечном итоге определяют разницу между наукой и техникой, говорил историк.

– Наука и техника – это практически одно и то же, – говорила Ева, но Мунин возражал:

– Нет, нет и нет! Это не одно и то же. Это даже не синонимы. Потому что техника логическим путём развивает то, что уже создано наукой. Техника предсказуема. Вспомни писателей… ну, например, Жюля Верна, Артура Кларка или Айзека Азимова. Ивана Беляева ты не знаешь… Их называют гениальными предсказателями, потому что в своих романах они описывали то, что учёные изобрели только через многие десятки лет. Но на самом деле это были не предсказания, а логическое развитие исходных данных, которые писателям предоставляла современная наука. Это такое…

Мунин, как совсем недавно Вейнтрауб, попытался пальцами показать, будто тянет длинную нить, и Ева подсказала:

– Линейный процесс?

– Да, развитие техники – это линейный процесс. Берут старое, достраивают в предсказуемом направлении – получается новое. А развитие науки – это неразрывное переплетение и постоянное взаимное влияние предсказуемых процессов – и непредсказуемых процессов. Случайный взрыв и внезапный вихрь!

Одинцову нечего было прибавить к заумному разговору. Поэтому он захватил в баре стакан любимого напитка и в наступившей темноте, которую разгоняли светом декоративные фонарики, ушёл по лужайке к берегу залива. Там Одинцов собирался выкурить под виски пару вечерних сигарет и всё же купить что-нибудь через виртуальный магазин по корпоративной карте Сергеича – с таким расчётом, чтобы покупка выглядела сделанной в Мексике и была доставлена по мексиканскому адресу.

Раздумывая, кого и чем осчастливить, Одинцов взялся за настройку электронной почты в смартфоне. За последнее время он сменил несколько гаджетов, и почта ему была не нужна, но тут предстояло при заказе указать электронный адрес.

Одинцов не ждал писем, а фильтры спама использовал самые суровые. Тем удивительнее было увидеть среди нескольких банковских уведомлений сообщение с неизвестного адреса.

Содержание письма Одинцова ошарашило.

Мунин всё не унимался и продолжал с жаром красноречиво растолковывать Еве свою мысль.

– Вот смотри. Есть библейская фраза: «Не хлебом единым жив человек», – говорил он. – У нас её используют даже те, кто не знает, откуда она взялась… У вас тоже? Вот видишь… Самый простой смысл: человеку нужна не только еда для тела, но и духовная пища. А на самом деле смысл в том, что кроме обязательного хлеба у каждого есть выбор из множества возможностей. Почему одного презирают, а другого объявляют святым? Потому что заслужили! Первый выбрал грех, а второй выбрал добродетель. Если бы выбора не было, каждый прошёл бы по единственному пути. Никакой заслуги в этом нет, презирать или прославлять не за что. Но в поле возможностей выбор есть всегда. И заслуга человека – как раз в том, что он выбрал. Люди с момента своего появления на земле постоянно выбирают одну из многих возможностей. А в результате складывается история человечества…

Историк нервно расхаживал по гостиной перед Евой, которая живописно полулежала на диване с бокалом вина, вытянув бесконечные ноги.

– Ты знаешь принцип неопределённости Гейзенберга? – спросила она. – Нет?.. Если совсем просто, это значит, что чем больше внимания ты даёшь одной вещи…

– Не даёшь, а уделяешь, – поправил Мунин. – По-русски внимание уделяют.

– Хорошо, чем больше внимания ты уделяешь одной вещи, тем меньше внимания ты уделяешь всему остальному. Про феномен Баадера – Майнхоф ты не слышал тоже?

– Это, по-моему, что-то вроде закона Бойля – Мариотта, – пробормотал Мунин, который плавал в точных науках.