Дмитрий Миропольский - Тайна двух реликвий [litres]

– Вышвырни их отсюда.

– Эй-эй, полегче! – вскрикнул Одинцов, когда татуированный богатырь крепко взял его за плечо перевязанной руки. – Мне же больно!

Одинцов слегка пригнулся, будто бы в самом деле от боли, но тут же сделал короткое молниеносное движение – и телохранитель с недоумённым видом, раскрыв рот, начал оседать на пол. Теперь уже Одинцову пришлось его поддержать, а второй телохранитель со свирепо перекошенным татуированным лицом рванулся вперёд, по-боксёрски подняв кулаки. Лайтингер окриком остановил его и обратился к Жюстине:

– Вы отдаёте себе отчёт, миссис де Габриак?..

– Я предпочитаю, когда меня называют мадам, – оборвала его Жюстина. – И не люблю, когда испытывают моё терпение. Или вы ждёте, когда мы вызовем полицию, чтобы заявить о незаконном проникновении и нападении?.. Повторяю: эта вилла принадлежит Фонду. Ваше пребывание здесь нежелательно. Мистер Штерн, проводите мистера Лайтингера вместе с этими… воинами мáори. И распорядитесь, чтобы сюда больше не пускали посторонних.

Ноздри Лайтингера раздувались от ярости. Играя желваками, он процедил сквозь зубы:

– Удивительно вовремя умер дед… Подозрительно вовремя! Передал вам свой дом… или не только дом? А что с его коллекцией?

– Следите за новостями, – стальным голосом ответила Жюстина. – Всё, что положено знать, вы узнаете в строгом соответствии с юридической процедурой. С вашей стороны будет очень любезно, если вы как родственник мистера Вейнтрауба пожелаете вместе с Фондом принять участие в организации похорон и примете на себя хотя бы часть расходов. А теперь прощайте.

Жюстина отступила в сторону, давая Лайтингеру дорогу; Штерн снова жестом пригласил незваного гостя следовать за собой, а Одинцов легонько подтолкнул к выходу первого телохранителя.

– Спасибо, – сказала Жюстина троице, когда гостиная опустела. – Но драться было не обязательно.

Ева погладила Одинцова по плечу.

– Рука болит? – по-русски спросила она.

– Конечно, болит. Видела, как он меня схватил? – пожаловался Одинцов, а Мунин восхищённо сказал:

– Здорово вы ему врезали! Не понимаю: как вы это делаете?

– Достигается упражнением, – ответил Одинцов. – Могу научить, но тебе это ни к чему. Давайте лучше думать, как жить дальше.

Сообразительная Жюстина, заметив, что компания перешла на русский, предпочла отправиться по своим делам, а троица заняла облюбованное место у бассейна.

– Первым делом, – продолжал Одинцов, – надо поскорей отсюда убираться.

Ева помотала головой.

– Нет. Мы должны быть на похоронах.

– И надо подождать, пока снова откроют хранилище, – добавил Мунин.

– Дорогие мои, – закуривая, сказал Одинцов, – старика благополучно похоронят без нас. Найдётся, кому поплакать и толкнуть надгробную речь. Ева может венок отправить. Деньги есть, можем скинуться на три венка. Хотя старику от нас было нужно совсем другое…

Маячить перед камерами точно незачем, говорил Одинцов. А телевизионщиков на кладбище и вокруг соберётся уйма. И одному богу ведомо, кто там ещё будет снимать. Кстати, на вилле тоже стало неуютно. Слишком много любопытных вокруг.

– Тебя, – Одинцов повернулся к Еве, – и без того несложно вычислить, а если ты появишься на похоронах, будешь совсем как на ладони. С этого момента счёт пойдёт на дни или даже на часы. Ты свидетельница убийства, не забывай, и связана с флешкой Салтаханова. Таких обычно зачищают . Как говорится, ничего личного, просто порядок есть порядок…

Одинцов смерил Мунина сочувственным взглядом и продолжил:

– Ты с нами заодно, никуда не денешься. Видно, судьба… Ждать, пока откроют хранилище, можно до следующей пятницы, а можно до зимы или вообще до Судного дня. Сколько – даже Жюстина не знает… А у меня совсем просто. Паспорт чужой, коронеру я не понравился, внуку тем более, на границе наследил и до сих пор не получил от Бориса запись убийства, хотя из России сбежал ради этого. Вывод: нам всем надо убираться, и поскорее.

– В Израиль? – спросила Ева.

Мунин поднял голову.

– Почему в Израиль?

– Потому что туда летит Борис, – пояснил Одинцов. – В Калифорнии прихватить уже не успеем. Значит, Израиль. Тебе-то что? На историческую родину посмотришь.

– Можно и в Израиль, – согласился Мунин. – Только с одним условием.

Ему не давали покоя Урим и Туммим: историк хотел довести до конца исследование и связать камни с Ковчегом Завета. Даже если Одинцов был прав, и в коллекции Вейнтрауба хранились не две реликвии, а две пустышки, – Мунин твёрдо решил раскрыть тайну Ковчега целиком.