Олег Петрович-Белкин - Настоат

Едва орел заканчивает свое черное дело, как на землю падает ночь, а вместе с ней прибегают шакалы – по кусочкам, пируя, они отщипывают кожу, пережевывают ее, переглядываются, словно делясь впечатлениями. Обнюхивают и вгрызаются глубже, в самое мясо, а ближе к утру доходят до кости – точно пилой или топором, орудуют стальными, блестящими при свете Луны челюстями.

яростно повторяю я строки, выученные в суматохе дней, но ни метания разума, ни абстрагирование, ни слова божественной поэтессы не в силах вырвать меня из объятий жгучей, запредельной, обжигающей боли – оков телесного мира, каменной глыбой придавивших к земле.

Брезжат первые лучи рассвета, шакалы обгладывают мерклые, землистые кости, довольно облизываются и разбегаются по закоулкам. Мое сознание бултыхается в их насытившемся чреве. Кажется, я свободен – но нет, спустя пару секунд спасительной передышки пытка начнется сызнова: я знаю, так было сотни раз – и будет повторяться целую вечность.

Конечно, я не ошибся – все, как и прежде: мой труп, разлагаясь, гниет на помойке…

Господи! Что такое я слышу? Какие страшные, дикие вещи! И от кого? Не от Настоата или Иненны, у которых с головой не все в порядке, не от умирающего Курфюрста и даже не от загадочного доктора или полоумной собаки, а от Него – человека в самом расцвете сил, Первого советника, статного, державного, величественного, сиятельного Деменцио Урсуса, да святится его имя в веках!

Он сидит на кровати, едва ли не плача; мундир Почетного Инноватора не выглажен – как это на него не похоже! Я видел его позавчера, когда он имел честь одарить нас, Великое следствие, своим благородным присутствием – и как многое с тех пор изменилось! Круги под глазами, отекший, заспанный вид, синяки и кровоподтеки на костяшках пальцев, сбитые кулаки. Я, грешным делом, подумал, что он затеял драку (хотя, конечно, для второго лица в государстве это неподобающе – ибо всякая власть сакральна, неприкосновенна и заповедна, к ней нельзя относиться столь безалаберно и легкомысленно!). Однако затем, приглядевшись, отбросил лукавую мысль, а вместе с ней – и иезуитские подозрения: на стенах вмятины, пара стекол разбита; в углу – перевернутый стул и оторванная дверца миниатюрного шкафа. Скорее всего, бил что́ под руку попадется. Подобное поведение тоже не красит, но лучше уж так, нежели драться с кем-нибудь в подворотне!

Глядя на меня исподлобья, он монотонно цедит, словно молитву:

– Вот такой кошмар, Йакиак, мне снится две ночи подряд: мой труп, разлагаясь, гниет на помойке… И знаю я, что все это чушь, болезненный набор образов, серпантин эмоций и обрывочных воспоминаний. Я бессмертен, неуничтожим, неугасим и нетленен – убить меня, а тем более сожрать невозможно. Никак – даже в принципе. Но на душе неспокойно… Я уверен, это метафора: после посещения Больницы прошлое предстает в мрачном свете – оно поражено трихинами, личинками и червями. Как изгнать, исторгнуть их из себя? Думаю, даже Энлилль не обладает тайным рецептом… Впрочем, довольно! Что я тебя нагружаю?

Встрепенувшись, Деменцио встает со скрипучей кровати. Не застилая ее, подходит к окну, выглядывает сквозь разбитое стекло, ежится, накидывает армейский плащ, достает сигарету. Не знал, что он курит. Делает пару затяжек, морщится, тушит окурок о подоконник.

– Какая дрянь! Перестало приносить удовольствие… Давно пора бросить! – Вздохнув, поворачивается ко мне. – Ладно, Йакиак, перейдем к делу! Я не затем пригласил тебя сюда, на конспиративную квартиру, чтобы ты выслушивал сии бредни. Сам справлюсь. Расклеился – надо собраться.

Поразительно, но все подтверждается! Злые языки в Следствии перешептывались, что за последние несколько дней Деменцио Урсус пережил некоторые… хм… трансформации. Похоже, действительно так! Он стал слаб, беспомощен, человечен – власть не должна быть такой… Я теряю к нему уважение. Надеюсь, это не более чем маска, хитрый прием – лучше ложь и змеиная изворотливость, нежели недееспособность и бесхребетность. Курфюрст не такой – он держит всех в ежовых рукавицах! А вот Деменцио с Дунканом что-то подводят…

Но коли так, то и я должен меняться! Метаморфозы первых с неизбежностью влекут за собой метаморфозы последних. Рыба гниет с головы – и если Его Величеству Государю, священному Курфюрсту и Принцепсу не на кого более положиться, то именно я должен стать той самой опорой, которая пребудет с ним в годину смуты и бедствий. Может, потому Он и умирает, что Триада распалась – Дункан возроптал, Деменцио ослаб, и все: Троицы, Триумвирата как ни бывало. Даже Тандема – и того не осталось… Думаю, в том и состоит моя цель – подобно Гамлету, восстановить «связь времен», вернуть державную соборность, благочестие и единство!