В качестве жеста доброй воли я снизойду до Великого следствия и помогу, исключив себя из списка подозреваемых. Все просто: мне нет смысла врать, так как, окажись я убийцей, меня все равно не посадишь – я слишком силен и могуществен. Моя персона неприкасаема – а потому мне ничего не стоит быть откровенным. Быть может, я и преступник, но никак не убийца. Мошенник, хитрец, искуситель – кто угодно, но крови на моих руках нет. Я вообще презираю мокруху: душа должна быть чистой, не запятнанной смертоубийством – иначе она перерождается в иную, менее возвышенную субстанцию, зловонное, аморфное вещество. В грязь. А грязь мне неинтересна.
Дункан, искоса глядя на Иненну – видимо, ожидая поддержки, – презрительно машет рукой.
– Демагогия! А теперь давайте начистоту – что вам здесь нужно?
Правильно – давно пора перейти к делу. Негоже задерживаться в этом вертепе надолго.
– Я пришел не по своей воле, а по поручению Курфюрста. И, скажу прямо, его приказ не вызывает у меня особого энтузиазма. Не говоря уж о том, что беседовать с вами, господин Клаваретт, это более чем сомнительное удовольствие. Не многие могут выдержать, но я постараюсь…
– Короче! – вмешивается Иненна. – Говорите, как есть. Это насчет исчезновения тела из морга? Курфюрст приказал арестовать меня? Допросить? Уволить из Следствия? Надевайте наручники!
Улыбаясь, она протягивает мне тонкие, аристократические запястья; от неловкого движения оголяются белоснежные плечи. Атласная кожа, туника пастельно синего цвета с вышитыми золотом изображениями льва, быка и сирруша. Аромат секвойи и мирта. Грудь просвечивает сквозь прозрачное одеяние – да, сосредоточиться на разговоре будет непросто.
– Иненна, что вы? Ни о каком аресте нет даже речи! – Подумать только, стоило ей улыбнуться, как я стал чертовски покладистым и обходительным. Нельзя, нельзя превращаться в Дункана Клаваретта! – Я пришел сюда по иной причине: передать поручение, а точнее – «рекомендацию», намек, «пожелание» от Всемилостивого Государя.
Видите ли, господин Клаваретт, расследование по делу Настоата идет слишком вяло. Народ теряет терпение, а вместе с ним – и покорность. Не пора ли что-нибудь сделать? Как-то, – отвожу глаза, – изменить текущую ситуацию… Возможно, не совсем стандартными, традиционными мерами: скрытно, по-хитрому, витиевато. У вас же есть целый арсенал таких средств – используйте их, не бойтесь, мы прикроем!
Дункан достает из секретера толстую папку.
– Что вы имеете в виду? Говорите яснее – сразу заметно, что вы не военный. Не умеете формулировать мысли.
Иненна, похоже, все поняла – а этому тугодуму придется объяснять на пальцах. Мозгов как у задиристого, драчливого петуха!
– Господин Клаваретт, это не я не умею формулировать мысли – это вы не способны уловить простейших намеков. Повторяю: расследование чересчур затянулось. – Я понижаю голос и говорю медленно, с расстановкой, как с идиотом: – Больше ждать невозможно. Городу нужен убийца – и в самые кратчайшие сроки. Если вы не знаете, кто преступник – а вы не знаете! – то сажайте наиболее подозрительного; того, в ком все видят злодея, а именно – Настоата. Если понадобится, найдите дополнительные улики, пусть даже и не совсем… хм, обоснованные и… соответствующие действительности. Я понятно выражаюсь?
Дункан Клаваретт барабанит по столу пальцами.
– Да, мне все ясно. Я сразу понял, к чему вы клоните, – просто хотел, чтобы вы немного помучились, поистязали себя, пытаясь сказать напрямую. Видите эту папку? – Он указывает мне на кипу бумаг, что достал из секретера. Я киваю. – Догадываетесь, что в ней? Конечно же, нет! Вы ведь слыхом не слыхивали об оперативной работе. Это – материалы по делу только за сегодняшний день. У меня таких папок десятки, многие документы я составлял лично. Теперь, слава Богу, помогает еще и Иненна. – Как же без комплимента любовнице! – Йакиак работает, не покладая рук; трудятся и другие помощники, даже шпионы – в общем, все Великое следствие. И сейчас вы, господин Урсус, – Дункан подходит ближе, – предлагаете мне взять и разом перечеркнуть всю работу? Сфабриковать и подбросить улики? Вы в своем ли уме? Соображаете, что говорите?
Слушая Дункана, Иненна с улыбкой приглаживает непослушные локоны. Видимо, в амплуа оскорбленного героя он кажется ей неотразимым.
– А как же моральная сторона дела? – театрально вступает она в разговор. – Вас ничто не смущает? Лично я не уверена, что Настоат в чем-то виновен. Скорее уж Ламассу – он трикстер: способен загрызть любого, кто ему не по нраву. Но и его нельзя просто так посадить – это как минимум подло. Должны быть веские основания.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу