Андрей Рубанов - Человек из красного дерева

Наверное, уже понятно, что мечта нашего малого народца – в том, чтобы стать людьми во всей полноте. Бриться, стричься, потеть, есть и пить, ходить по-малому и по-большому; влюбляться, сходиться, жениться, рожать себе подобных; и, наконец, умирать. Но, увы, – мечта недостижима.

Пока мы готовились – вода в кастрюлях выкипела на треть, на поверхности образовался слой жёлтого жира. Читарь понюхал, остался доволен, убавил огонь до минимума.

– Через час начнём.

Не ответив, я спустился в подвал, взял полосу наждачной бумаги, стал шлифовать заготовку, и без того уже гладкую.

Потом мы сняли обе кастрюли с огня и вынесли их на улицу, остудить. Читарь собрал половником вытопившийся жир и смешал его в котелке голыми руками, говяжий и бараний. Понюхал:

– Хорошо получилось.

Я задул в комнате лампаду, замкнул на засов входную дверь и вырубил свет. Теперь снаружи дом выглядел необитаемым.

Мы отключили свои телефоны. Спустились в подвал; я закрыл за собой крышку.

В подвале зажгли три десятка свечей.

Читарь придвинул табурет, поставил котелок с жиром, а рядом положил пластиковый пакет с кровью. Я старался на этот пакет не смотреть. Умом я понимал, где взята кровь: украдена в больнице, или куплена с огромным риском, преступным образом, за большие деньги, – донорская, человеческая кровь; один малый пакет, объёмом чуть больше стакана. Кровь из этого пакета могла бы спасти чью-то жизнь. Похищая кровь, Читарь совершал смертный грех, но таков был его крестный путь. Не согрешив, не станешь человеком. Не согрешив, не родишь новую жизнь.

Я украл деревянную голову, Читарь украл человеческую кровь – у каждого будут свои счёты с Создателем.

Мы стянули с себя рубахи, остались голыми по пояс.

– Готов? – спросил я.

Всё дальнейшее зависело от Читаря, он был главным теперь; он руководил таинством. Моё участие сводилось к минимуму, к технической помощи.

На мой вопрос Читарь не ответил. Его лицо исказилось. Он занёс руки, чтобы дотронуться, наконец, до деревянного тела заготовки. Но не дотронулся: наоборот, отступил назад.

– Погоди, – сказал тихо. – Погоди немного.

Его затрясло.

– Что? – спросил я.

– Боюсь, не выйдет.

– Выйдет, – сказал я. – В прошлые разы вышло, и теперь выйдет.

Но Читарь, кажется, меня не слышал.

– Может, всё зря, – прошептал он. – Даже если поднимем – что дальше? Мы поднимаем одного, раз в двадцать пять лет… И с каждым разом это всё труднее… Каждый раз я боюсь, что утратил навык…

Его глаза стали белыми, как у затравленного дикого животного. Его дух был в смятении, в уничижении и тоске.

– Иди, – сказал я, – и начинай.

– Нет, – поспешно ответил мой брат, – нет. Сперва послушай. У меня к тебе просьба. Однажды я попрошу тебя. Может, завтра, может, через сто лет. Но если я попрошу – исполни. Поклянись Богом.

– А в чём просьба?

– Изруби меня, – сказал Читарь. – Однажды я попрошу – и ты возьмёшь топор и изрубишь меня в щепы.

– Я не убийца.

– Для людей – да! – жарко произнёс Читарь. – Но мы же с тобой – родня. Я тебя как брата прошу.

– Не могу обещать, – ответил я. – За такое меня не похвалят.

Читарь неприятно осклабился.

– А ты – что? Похвалы, что ли, ждёшь? От кого?

– Ничего не жду, – ответил я – Ни от кого. Если мы действительно – люди, то в конце нас всех ждёт суд. На том суде я за всё отвечу. Может, меня похвалят, может, нет. И ты тоже не за похвалу живёшь. Ты поднял сколько? Двадцать братьев? Тридцать? И кто тебя похвалил?

– Ты, – сказал Читарь. – Ты похвалил.

– А что тебе с моей похвалы? Кто я такой?

Читарь не хотел спорить, он просто не имел для этого сил; его поглотили сомнения и страхи, неизбежные перед началом всякого огромного дела; он дрожал и отводил взгляд. Я тоже на него не смотрел, мне было его жалко. Я ждал, когда это пройдёт.

Честно скажу: уныние навалилось и на меня тоже.

Нас мало, мы прячемся, мы боимся. Нас не защищают ни законы науки, ни законы гражданского общества. С точки зрения истории, биологии, физики, химии, религии и уголовного кодекса – нас не должно быть. Мы – никто, фантомы, изгои. Куцее, мизерное племя. Мы появились на свет в результате случайного сбоя основной программы. В обычном мире нам места нет. Мы вроде бы живём Святым Духом – но на самом деле обречены на ложь и страдания. Мы есть тайна, о нас никто не должен знать.

Если мы в беде – никто не придёт на помощь. Если мы чему-то рады – мы не можем поделиться радостью с миром.

Читарь добавил в жир немного лампадного масла, ещё раз перемешал руками, понюхал.