Андрей Рубанов: Человек из красного дерева

Но я забыл про обратное обращение, забыл про Геру, забыл про всё, – едва увидел Дуняшку, летящую на велосипеде; выпрыгнул из кабины, замахал руками:

– Э-ге-гей!

– Привет, папа! – крикнула она в ответ. – Я по тебе скучала!

Подлетев ко мне, она единым духом вывалила все новости: как тут круто, как ей всё нравится, и какой классный и весёлый дядя Ваня Щепа, и какие прикольные у него друзья и подруги.

И броском пальцев отправляла назад с лица волосы.

– А где Мара? – спросил я.

– Уехала. Сказала, вернётся дня через два.

Мне стоило большого труда скрыть разочарование.

– Она проколола тебе уши, – сказал я.

– Это не больно. Зато теперь смотри – у меня серьги.

– Понятно, – сказал я.

И расспросил её про житьё-бытьё в большом городе, и увидел, что она в полном восторге, и понял, что все оказались правы: Евдокия, деревянная девочка, должна жить и развиваться в мировой столице, а вовсе не в провинциальном районном центре.

– Хочешь домой? – спросил я.

– Нет, – ответила Дуняшка, – пока не хочу. Тут интересно.

– С Марой тебе интересно?

– Очень. Она весёлая. Тебе нужно с ней помириться и дружить.

– Хорошо, – сказал я. – Так и сделаю.

Попрощались, Дуняшка убежала. Несостоявшийся убийца вздохнул, почесал башку. Во рту образовался гадкий привкус неудачи. Ничего, подумал, с первого раза не вышло – выйдет со второго.

Она – моё изделие, её жизнь принадлежит мне. Она враг деревянного народа; если враг не сдаётся, его уничтожают.

Обратно ехал вечером, никуда не спешил.

Думал про себя, что я – глупец. Одной женщине признался в любви, потом сразу же пошёл убивать другую. Конечно, это невозможно. Два таких события никогда не происходят подряд, одно за другим.

Тут тебя, Антипка-плотник, подвёл твой глазомер, тут ты ошибся в расчётах, да и в женщинах тоже ошибся.

Я убью её потом. Если в тайном мире решено, что я её разрушу, – значит, это произойдёт в любом случае. Вернусь через три дня. Не получится через три дня – буду возвращаться снова и снова.

А тайный мир – конечно, он на моей стороне, всецело. Иначе бы я не получил от Геры Ворошиловой запись тайной молитвы. Совпадений и чудес не бывает, каждое совпадение – результат взвешенного решения, принятого в других мирах.

Есть сила – она ведёт меня, покровительствует мне.

Позвонил Читарю – тот ответил почти здоровым голосом.

– Я в порядке. Будешь в городе – купи зарядку для моего телефона, прежнюю я куда-то сунул, не могу найти.

Эх, подумал я, удивителен человек: одной ногой на том свете – а всё ему зарядка для телефона нужна; кому звонить собрался? Апостолу Петру? Предупредить, чтоб ждал, не запирал двери?

Единственный салон связи, работавший допоздна, находился в здании автовокзала. Не было уже тут пассажиров, не работала билетная касса, только в углу спал, уронив на руки кудлатую голову, подвыпивший гражданин, да возила шваброй по полу хмурая уборщица. Салон, к счастью, оказался открыт, я купил сразу два зарядных шнура: если брат потерял один, то потеряет и второй, тогда и третий пригодится.

Когда шёл обратно – увидел, как уборщица тычет верхним концом швабры в подвыпившего, понуждая его уйти. Подвыпивший отбивался одной рукой и возражал бессвязно и жалобно. Уборщица наседала: ишь, пригрелся, давай иди отсюдова, а не то полицию вызову.

Я остановился, узнал Твердоклинова, подошёл.

– Ты чего тут? – спросил.

Он поднял мутные глаза.

– О, – простонал, – ещё один демон!

Судя по опухшей физиономии, запой продолжался дня три, если не больше.

– Твой дружок? – осведомилась уборщица.

Я кивнул.

– А раз твой, так забирай его.

– Конечно, – сказал я, – не бросать же его тут. – Толкнул Твердоклинова в плечо. – Идти можешь?

– Уйди, – грустно попросил Твердоклинов, – кишки выпущу.

– Поедем домой. Поедем, у меня машина.

Он тяжко выдохнул и понемногу восстал, опираясь на моё предплечье.

– И не вздумай мне тут обоссаться, – предупредила уборщица, перехватывая швабру удобнее.

– Заглохни, ведьма, – прохрипел Твердоклинов, – я тебя насквозь вижу.

На воздухе ему полегчало, он самостоятельно добрёл до машины и рухнул на сиденье.

– Дура баба, – сказал он, вытирая запястьем пахнущие водкой слюни. – Чудом смерти избегнула. Хорошо, что я добрый. К людям с теплом и лаской, круглосуточно. Только демонов ненавижу. Ну, ты знаешь. Твердоклинов – он такой, человеколюбивый. Будешь?

И вытащил из внутреннего кармана стеклянную флягу, пустую на три четверти.