Андрей Рубанов - Человек из красного дерева

– Там не мой голос, – сказал Читарь.

– Я знаю. Да ты бы и не позволил сделать запись.

– Никто бы не позволил, – строго произнёс Читарь. – Это было сделано тайно, без разрешения.

– Так это оно? – спросил я. – Отвечай. Это обратное обращение?

– Отдай, – попросил Читарь вместо ответа. – Отдай мне, братик, от греха подальше. Прошу тебя.

– Отдам, – пообещал я. – Только это ничего не изменит. Я уже три раза её прослушал и наизусть выучил. И ещё на телефон себе переписал. Там всё просто. Один и тот же текст, похожий на заключительную молитву покаянного канона, повторяется восемь раз. Каждый нечётный раз – шёпотом и быстро, каждый чётный раз – громко и медленно.

Читарь вздохнул, посмотрел искоса, недовольно, осуждающе; дух его сгустился, уменьшился в размерах.

– У тебя не получится.

– Перестань, брат, – сказал я. – Ты же это сейчас не мне говоришь. Ты реальность заклинаешь. Только я уже тебя опередил, я послал туда, наверх, свои заклинания.

Протянул ему флешку.

– Здесь только молитва? – уточнил Читарь.

– Нет. Ещё фотографии, много. Наши братья и сёстры. Все, кого нашёл Ворошилов. С указанием даты и точного места каждой находки.

– Тогда тем более, – сказал Читарь и сжал флешку в пальцах. Пластмасса хрустнула, как ореховая скорлупа.

И одновременно что-то захрустело и лопнуло во мне. Может быть, надежда на то, что всё обойдётся.

Нет, не обойдётся. Сначала я превращу своего врага, Мару-язычницу, в безгласную деревяшку, а потом и сам стану таким же. Не чувствую в этой связи ни сомнений, ни беспокойства. Давно уже не ощущал себя таким стабильным, таким сцепленным с мирозданием. Вот он я, гляди, Бог. Глядите и вы, боги прежние, отвергнутые. Не прячу глаз, не таю помыслов. Если лгу – то не вам, а живым обыкновенным, да и то вполсилы. На смертных гляжу свысока – но имею объективные причины: они слабы, я – силён многажды. Когда сломал Твердоклинову кость – ничего не почувствовал, ни малейшей жалости; всё взвесил, с холодной головой, – и проделал механическую процедуру. Если вернуть меня туда, на четыре часа назад, – сделаю то же самое, и опять с ледяным спокойствием, с ощущением правоты.

Читарь – перекошенный, шумно сопящий носом – бросил сломанную флешку на пол и трижды ударил по ней концом клюки, словно змею давил.

– Никто, – сказал он, – никто не должен знать.

Поднял на меня глаза.

– А ты, – простонал, как ржавая дверная петля, – а ты, братик… Ты – имей в виду… Когда придёт мой час – я выскажу последнюю волю, и ты её исполнишь. Отказать – нельзя. Кто умирает – тот всегда прав. Запомни.

– Всё сделаю, – пообещал я. – Но ты ещё потяни какое-то время.

В семь утра зазвонил мой телефон.

– Разбудил? – спросил Застыров.

– Нет. Я рано встаю.

– А давай зайди ко мне, – попросил Застыров; по-моему, он что-то жевал. – Сегодня с утра зайди. Подпишешь уведомление о прекращении уголовного дела. Это займёт десять минут.

– Конечно, – сказал я. – Заодно кое-что тебе расскажу.

– Тем более приходи, – разрешил Застыров. – Только по-любому. Две подписи поставишь – и свободен.

В половине десятого я вошёл в его кабинет. Сразу натолкнулся на неприятный, тяжёлый взгляд, понял, что дело плохо; Застыров кивнул мне молча, вышел за дверь и сразу вернулся; сел за стол, нервно потёр ладони.

– Так, – сказал он. – Антип. Хорошо, что сам пришёл, молодец. Сейчас ты будешь сидеть вот на этом стуле, где сидишь. Ни в коем случае не дёргайся, не вставай, не повышай голос, иначе я могу расценить это как сопротивление при аресте и применить оружие. Ты меня понял?

– Понял, – ответил я.

За окном кричали птицы, приветствуя утреннее солнце.

– Хорошо, – продолжал Застыров, подбадривая себя мелкими движениями рук, плеч и подбородка. – По закону я обязан допрашивать тебя вдвоём с другим сотрудником… В нашей системе одиночные допросы запрещены. – Он посмотрел мне в глаза. – Но мне кажется, в конкретной ситуации нам будет лучше сначала поговорить вдвоём. – Он улыбнулся. – Мы всё-таки почти родственники. Я тут пытался вспомнить, с какого года я тебя знаю, – у меня вышло, что с восемьдесят восьмого. Я ещё малой был, а тебя помню как взрослого парня. Помню, ты починил мне мопед.

– Было дело, – сказал я. – Починил.

– Ага, – сказал Застыров. – Это было тридцать с лишним лет назад. С тех пор ты не изменился.

– Ещё как изменился, – сказал я. – Просто внешне не постарел. У нас в роду у всех мужиков такая особенность. Я молодо выгляжу, бывает.