Андрей Рубанов - Человек из красного дерева

В Криулино ничего не изменилось. Только кеды Дуняшки, оставленные при входе, обросли новым слоем грязи.

Судя по всему, отлучение от интернета прошло безболезненно.

В доме застал разгар теологической дискуссии: Читарь стоял у распахнутого книжного шкафа, Дуняшка, сидя на табурете у стола, держала в руках лохматую инкунабулу, пальцем отбрасывала со лба волосы и горячилась.

На меня они не обратили внимания.

– Не понимаю, – говорила Дуняшка, – почему Святой Дух на иврите – женского рода, и на греческом – женского рода, но на русском – мужского? Что за дискриминация? Если по смыслу – это любовь отца к сыну? Женского рода?

– Так уж вышло, – дипломатично отвечал Читарь. – В России – как в церкви: есть два знания, одно явное, другое тайное. Россия управляется женским началом, но это знание есть тайное. Чтоб его скрыть, Святой Дух поименован по-мужски, хотя на самом деле он есть женская стихия. Женщина умнее и хитрее. Мужчина свою власть декларирует – а женщина реализует тайно, негласно, и поскольку тайная власть крепче явной, то и женская власть крепче мужской.

– Всё равно обидно, – твердила Дуняшка, – в Новом Завете везде одни мужики!

– Не так, – возражал Читарь. – Рядом с Христом всегда две женщины, одна – Богородица, другая – Магдалина, первая свидетельница его воскрешения. “Христос воскрес” – слова, впервые произнесённые женщиной. Без них нет Завета. Нет Христа без его Матери, как нет мужчины без женщины, и везде, где мы ищем мужчину, – находим женщину. Везде, где мы ищем веру, – находим любовь. Так в России, а как у других народов – я знаю лишь смутно. Возможно, там есть свои секреты и свои тайны.

– Извиняюсь, что помешал, – сказал я. – Если вы жжёте свечи, то поставьте под стены вёдра с водой, иначе будет пожар.

– Папа, – сказала Дуняшка, – а ты чего такой злой?

– Я не злой, я серьёзный. Сейчас в Москву поеду. А вы ждите.

Хотелось, конечно, показать Читарю скульптуру Николая, лежащую в кузове грузовика, – добыть похвалу.

Уезжая, я рисковал. Мой брат мог испустить дух в любой момент.

Когда вошёл в мастерскую – они ждали меня, трое. Я почему-то знал, что так будет.

Елена – сложив руки на груди, прямая, надменная, враждебная, пахнущая духами.

Щепа – с непривычно благодушным выражением лица, одетый под ковбоя, на джинсах – широкий ремень с огромной пряжкой в виде головы буйвола.

Мара – в льняной макси-юбке, с серебряным колье и серебряными же перстнями на узких пальцах. Нитяной клубок – на этот раз красный – она перебрасывала из руки в руку, как теннисный мяч, по-мужски ловко. Кефалофор стоял в углу, накрытый тряпкой.

– Привет, лиходей, – весело сказала Мара.

Я молчал.

– А ты знаешь, – продолжила она, – что это место, – сделала пальцем круг над своей головой, – посвящено мне? Тут когда-то был храм Святой Параскевы. Старый храм, пятьсот лет стоял. Его разрушили, на его месте сейчас вход в метро. Осталась только памятная икона, в доме напротив, в стену вделана. Хорошая икона, красивая, мне нравится. Даже есть портретное сходство.

– Пойдём, – сказал я Щепе, – принесём груз.

– Без нас принесут, – ответил Щепа и оглянулся на Елену.

– Машина твоя открыта? – спросила она меня.

– Да, – сказал я. – Груз в багажном отсеке.

Елена вышла из мастерской.

– Как там наш братан? – спросил Щепа.

– Умирает, – ответил я. И кивнул на Мару: – По её вине.

– По моей вине? – переспросила Мара. – А кто ты такой, чтоб меня судить?

За моей спиной раздался топот ног; двое незнакомых мне молодых людей, румяных, с короткими русыми бородками, внесли в мастерскую моё изделие, упакованное в плёнку и обмотанное скотчем. Поставили вертикально.

– Тяжёлый, – с восхищением сказал один из парней, переводя дух. – Дубовый, наверное.

Елена показала им на кефалофора.

– Этого – несите в машину. И на сегодня свободны.

– А можно посмотреть? – с надеждой спросил второй парень, и кивнул на упакованного в плёнку Николая.

– Нельзя, – твёрдо ответила Елена. – Завтра посмотрите.

Дух у обоих парней был горячий и неопасный. Они осторожно подхватили кефалофора и понесли.

– Там в багажнике есть брезент, – сказал я им. – Накройте его.

– Сделаем! – бодро ответил второй.

Елена закрыла за ними дверь.

– Красивые у тебя мальчики, – сказала Мара.

Елена пожала плечами.

– Мои студенты. Оба, кстати, троечники, зато руками работать умеют. Остальные все безнадёжны. По-английски свободно болтают, но не могут даже лампочку вкрутить.