Андрей Рубанов - Человек из красного дерева

Маруся упала на колени, потом – лицом в снег. Один валенок слетел с ноги. Я смотрел на маленькую вывернутую розовую ступню.

Дух, покинувший было меня, вернулся, едва не взорвав мою голову и грудь.

Топорик сам собой оказался в моей руке.

Двое с винтовками упали сразу.

Особоуполномоченный успел выпустить в меня две пули, прежде чем я его достал.

Кровь из разрубленной шеи ударила в дверную створку, в приклеенную листовку.

Подбежал к Марусе, перевернул, хотел что-то сделать – но не знал, что.

– Твёрдый… – прошептала она белыми губами. – Твёрдый…

Я отшвырнул топорик. Маруся агонизировала, шарила руками, хватала снег. Затихла. Я закрыл ей глаза. Вороны кричали, летая кругами над храмом, над мёртвыми. Горячие пули, застрявшие в моей груди, быстро остыли.

Закрыл дверь на замок, ключ выбросил, к телам, к оружию не притронулся, убежал домой, достал из подпола казёнку с золотом, оседлал лошадь; она учуяла на мне кровь и затревожилась.

После той истории пришлось поменять документы, много лет жить под чужим именем. А кровь на мне так и осталась, навсегда впиталась в деревянные ладони.

Прошло три дня, а Читарь держался, и ему даже стало лучше. Он без устали ковылял по дому, стуча палкой, вытирал пыль с горизонтальных поверхностей, непрерывно доливал масло в лампаду и взялся обучать Дуняшку греческому языку.

В первый день девчонка выучила слова “Теос”, что значит “Бог”, “патерас”, что значит “отец”, и “йос”, что значит “сын”, и “Невма”, что значит “Святой Дух”.

Каждое утро я садился в машину и уезжал на фабрику, и работал над статуей святого Николая. Начинал в восемь утра, заканчивал в десять вечера; почему-то мне казалось, что я должен сделать работу так быстро, как только могу; изготовление фигуры было посвящено последним дням жизни моего брата. Он умирал, а скульптура – рождалась; между ними не существовало прямой связи; Читарь не видел этой скульптуры и ничего про неё не знал; но в моей голове они соединились.

Изготовить было мало; я управился за четыре дня, дальше приступил к поэтапному состариванию. Сначала тщательно брашировал поверхность, насадив на дрель стальную щётку. Дерево оказалось превосходным, крепчайшим, а щётка – наоборот, не выдержала и трёх часов, а потом и дрель перегорела; тут я сообразил, что перегибаю палку, действую слишком рьяно, и прервал работу, чтоб успокоиться. На следующий день, когда закончил чистовую обработку, – расставил вокруг ультрафиолетовые лампы, выжигающие цвет: восемь светильников в два яруса, под это пришлось собрать особую лёгкую деревянную раму.

На шестой день к вечеру в цех пришёл Пахан: отягощённый похмельем, в джинсах и джинсовой же, малость легкомысленной курточке, с зачёсанными назад каштановыми, обильно тронутыми сединой лохмами. Изумляясь, он осмотрел готовую скульптуру, окружённую по периметру светильниками; они гудели, потрескивали, источали запах озона, провода змеились вокруг, через них надо было перешагивать; освещённая скульптура выглядела как космическая ракета на стартовом столе: сейчас рванёт, заревёт и взовьётся в небо; туда, где искали Бога, но не нашли.

– Охренеть, – сказал Пахан. – Это что такое?

– Искусственный загар, – ответил я. – Придаю дереву нужный цвет. Так хочет заказчик.

– Интересный парень твой заказчик, – сказал Пахан, приближаясь и вглядываясь.

– Очень интересный, – сказал я. – Главное, платит без обмана. Ты под светом не стой, это вредно.

Пахан отшагнул назад, но недалеко. Вынул телефон.

– Сфотографирую?

– Нежелательно, – сказал я. – Сначала статую надо освятить. А пока не освятили, её нельзя никому показывать.

Пахан убрал телефон и усмехнулся.

– Я знал, что ты мафиоза. Но не знал, что такой крутой. И сколько ж тебе платят?

– Не так много. Но с тобой поделюсь, как и обещал.

– Спасибо, не надо, – ответил Пахан. – Меня не впутывай. Если меня спросят – я скажу, что ни при чём.

– Не спросят, – заверил я. – Тут нет криминала, даю слово. Обычный эксперимент по реставрации древнерусской храмовой скульптуры. Если бы я мог на этом разбогатеть, я бы у тебя не работал.

Пахан не поверил, конечно. Ткнул пальцем в изделие, освещённое фиолетовым сиянием.

– Ты один это делаешь? Или кто-то помогает? Кто-то из моих работяг? Я должен знать.

– Никто не помогает.

– Хочешь сказать, ты в одиночку за четыре дня сделал это чудище?

– Какое же это чудище? – Я перекрестился. – Не греши, командир. Это образ архиепископа Николая Мирликийского. У православных он известен как святой Николай-угодник. Покровитель путешественников и заключённых.