Андрей Рубанов - Человек из красного дерева

– Сначала объясню, зачем нужен наш собрат, кефалофор Дионисий, чем он так для нас важен. Предание гласит, что он остался живым после усекновения собственной головы. Логично предположить, что если мы попробуем его поднять – он восстанет в том же виде, в каком сделан, то есть: тело – отдельно, голова – отдельно. В той же логике, мы можем попробовать оживить только его голову, а тело – не трогать. Мы отделим деревянную голову от деревянного тела, а затем попытаемся вернуть голову к жизни. Если у нас получится – это будет великая победа. Это будет означать, что в дальнейшем нам вообще не нужно реставрировать тела. Мы можем возвращать только головы. А тела изготавливать заново.

– Только головы? – уточнил я.

– Да, – ответил Никола. – Согласись, братец, это всё изменит. Если тело сгнило или разрублено – выбрасываем его, делаем новое.

– Елена не отдаст статую.

– Отдаст, – сказал Никола. – Вы просто неправильно с ней разговаривали. Вы говорили с ней, как с сестрой, – а надо было говорить, как с отступницей. Вы взывали к логике – а отступники и еретики живут не логикой, они упиваются собственной храбростью, они полны гордыни, мнимого величия. Ваш товарищ, ловкий Щепа, и учёная женщина Елена, и другие, исполненные гордыни и презрения, о которых вы не знаете – но знаю я. Их много. Не сообщаясь друг с другом, все они говорят одно и то же, как будто один и тот же бес наущает их одинаковыми ядовитыми словесами. Это началось не вчера, и завтра не кончится. Пока речь идёт лишь о ереси, но в дальнейшем может завершиться расколом.

Читарь переступил с ноги на ногу, морщась от боли.

– Нет, владыко, – возразил он. – Я не согласен. Ересь там, где есть думающие. А эти – не думают. Ты сам сказал: они вне логики. Они следуют за суетой и страстями. Что ж я, не знаю, что такое раскол? Они разобщены, каждый сам за себя. Среди них нет ни Лютера, ни Аввакума, нет пастыря…

Никола поднял ладонь, – Читарь замолк.

– Такой появится, – сказал Никола. – Не забывай, в какое время живём. Они легко найдут друг друга через социальные сети. Истинно говорю вам: мы стоим перед лицом опасности. Если вместо одного деревянного народа появятся два, друг с другом враждующих, – оба ослабнут в этой вражде. Потом тайна раскроется, и гонения на истуканов возобновятся. Церковь исторгла нас и назад не примет. Нас отлучат, на нас будут охотиться. Или ты забыл, брат, с чего началось Великое гонение на христиан, и чем закончилось?

– Не забыл, владыко, – ответил Читарь. – С доносов началось. А закончилось – damnatio ad bestias, christianos ad leones. Но прошу тебя, взгляни на это иначе. Отступники есть безумцы, смущённые дьяволом. А дьявол, как ты знаешь, искушает деревянных так же, как и обычных живых, не делая отличий меж первыми и вторыми, из чего следует, что меж деревянными и живыми для дьявола нет никакой разницы. Таким образом, наши заблудшие братья и сёстры, искушаемые дьяволом, на самом деле свидетельствуют о благой, живой, тварной, грешной и смертной природе всего нашего народа.

Никола тяжело вздохнул: так, что пламя свечей поколебалось.

– С точки зрения метафизики ты прав, – сказал он. – С точки зрения схоластики тоже прав. Но мне, облечённому саном и грузом ответственности, не так важно, каков мой народ по сути, как важно сохранить его.

– Тогда, – спросил Читарь, – в чём твоё опасение, владыко?

– Ты скажи, – ответил Никола. – Ты ведёшь себя так, как будто знаешь. Хочешь – я буду слушать тебя во всём? У меня есть три достоинства: оружие в правой руке, власть в левой руке, и ещё – легальный статус. Вы называете меня Николаем-угодником, Чудотворцем, но я – не Николай, не архиепископ, я всего лишь его образ. Икона “на рези”. Меня создали люди, как и тебя. Ты умён, ты читаешь на языках, которых я не знаю, – ты́ скажи, как нам быть?

Читарь хотел ответить, я видел по глазам – ему есть, что возразить, но вдруг его рот перекосился, дрогнула рука, сжимавшая трость, и он стал падать, лицом и грудью вперёд.

Я успел подскочить и подставить руки.

Положил его на кровать, вытащил трость из пальцев.

Никола смотрел, не двигаясь с места, – не потому, что был равнодушен, а потому, что видел: я знаю, что делать, и не хочу, чтобы мне мешали.

Я осторожно перевернул Читаря на спину; он терпел; вынул нож, взрезал рубаху. Включил настольную лампу, поднёс.

Глубокая зияющая трещина шла через всю левую сторону тела: от середины ягодицы, вдоль спины – к шее, и далее – до затылка. Левкас, как я и думал, не помог. Дерево было слишком старым. Требовалось серьёзное вмешательство: стамеской или, лучше, фрезой попытаться вынуть весь повреждённый фрагмент, примерно седьмую часть тела, – и вставить новый. Но по опыту я знал, что это невозможно, как невозможно пересадить живому позвоночный столб. При попытке глубокого проникновения деревянный массив лопнет и распадётся на две неравных половины, а поскольку фигура была изготовлена из цельного куска дерева – голова распадётся тоже.