Ирина Лобусова - Букет из Оперного театра

— Из-за своего любовника. Ржевский-Раевский очень сильно возражал против этих убийств. И он специально его опередил. Очевидно, в зале был агент Ржевского-Раевского, который предупредил, когда актрисе понесут напиток.

— Владимир Орлов бежал из Одессы сразу после убийства любовника, — сказал Володя, — его не могут найти. Он исчез.

— Скорей всего, отлежится где-то, сменит имя и вынырнет вновь, — пожала плечами Таня, — как уже бывало. Призрак еще появится в Одессе. Помяни мое слово.

— Ты хотела что-то рассказать мне о той фотографии.

— Да, — и Таня кратко пересказала Володе страшную историю, которую ей рассказал когда-то Хач. — Этот мальчик с тропы мертвецов и был Владимир Орлов. А дар к гипнозу открылся у него от страшного потрясения, когда он увидел гибель своих родителей. Поэтому он так хорошо изучил тропу мертвецов.

— Какая жестокая судьба…

— Судьба всегда бывает жестокой, — ответила Таня.

Потом они стали говорить. И переключились на другие темы. И вот уже рука Тани лежала в руке Володи, и так страстно, так призывно, так отчаянно встречались их горящие глаза. Время летело как вихрь, и жар волнами окутывал тело Тани, заставляя погибать в этом вдруг нахлынувшем угаре.

Внезапно Володя отпустил ее руку. Отстранился на стуле.

— Я… Мне надо выйти. На пять минут.

— Я подожду, — сказала Таня, — хочешь, пойдем ко мне?

— Возможно… Мы обсудим, когда я вернусь.

Резко поднявшись из-за стола, он задел чашку, и, перевернувшись, она покатилась по столу, но не разбилась.

— Счастья не будет, — засмеялась Таня.

Окинув ее бешеным, насквозь обжигающим взглядом, Володя как-то неуклюже дернул плечом и ушел. Через зал кафе он шел очень быстро, не оборачиваясь.

Прошло 10 минут. Потом полчаса. К столику подошел официант. Таня расплатилась за кофе. Она уже все поняла.

— Может, вы закажете что-то еще, когда вернется ваш спутник? — Официант был сама любезность и предупредительность.

— Он не вернется, — сказала Таня, и добавила уже не официанту, самой себе: — Он больше не вернется. Никогда.

— Простите? — недоумевающее засопел официант.

Таня встала из-за столика и быстро вышла из кафе. Ночь была морозной, а улица возле кафе — пустынной. Вся Екатерининская была пустынной — ни души.

Так произошло в третий раз. В третий раз он бросил ее без всяких предупреждений. В третий раз воспользовался как игрушкой ее жестокой судьбой. Тане захотелось кричать… Но кричать было бессмысленно.

Потому она медленно шла по улице, чувствуя, как застывают на щеках слезы, но ощущая, что не в одиночестве идет в этой темноте. Рядом с ней был светлый образ женщины, способной хоть ненадолго, но менять людские судьбы, и этот светлый образ словно дружески поддерживал ее за плечи, ласково подсказывая, что все это она обязательно переживет. Таня чувствовала, как боль постепенно отпускала ее сердце, растворяясь в этом облаке светлой печали.

Таня медленно шла по кладбищу, держа в руках букет белых лилий. Часовня, где была похоронена актриса, выделялась среди всех. Возле нее по-прежнему было море цветов, несмотря на то что бо́льшую часть уже успели убрать, и оттого в воздухе рядом с часовней стоял тяжелый, гнилостный запах.

Таня подошла к часовне. Дверь была заперта. Но ей не обязательно было входить. Она опустилась на колени прямо на морозную землю. Ветер ласково тронул ее волосы, словно невидимые ду́хи погладили по голове. И внезапно из глаз Тани хлынули слезы — но это были слезы не горечи, а просветления. Вырываясь наружу, они словно очищали ее душу от всей скверны и злости, от всей тоски.

— Спасибо тебе… — прошептала Таня, — спасибо за доброту… Спасибо тебе…

Эти слезы словно исцеляли раны ее сердца, окутывая невидимым добром. Таня вспомнила песню, которую слышала недавно. Ее пел модный артист Александр Вертинский — тот самый, который выступал в костюме Пьеро. И на выступлении он сказал, что эта песня посвящена Вере Холодной.