Андрей Демидов: Мысли

Манфред вздохнул. Дело принимало все худший оборот. Бесплатная путевка в Сибирь лет на десять была уже обеспечена для каждого из его группы. Он опять начал предлагать спецназовцу покинуть бункер. Мяскичеков отмахнулся от него рукой:

— Да понял я уже все. Думаешь, я их не узнал? Это «кагэбари» из «Альфы». Сидят вечно в Союзе, а потом приезжают под завязку операции в Афган, и им приписываются все заслуги армейского спецназа. Козлы. Если их бросили в бой, то нас не ожидает ничего кроме смерти.

Он зачем то поплевал на ладони и одной очередью опустошил магазин в поднимающихся в атаку «кагэбарей». Атакующие со всех ног бросились к бункеру, понимая, что чем быстрее они доберутся до стены, тем скорее выйдут из под кинжального пулеметно автоматного огня.

Манфред нашел в оптическом прицеле «маузера» огнеметчика, неуклюже скачущего через кочки, и уложил его наповал. Адский грохот боя поглотил щелчок от выстрела. Где то позади Хольм Фритц молотил из миномета. Над бункером нависли «Крокодилы», наводя винтами ветер, в котором колыхались голые верхушки осин, вздымались тучи опавшей листвы и метался дым пожарища. Наконец атакующие оказались между огневой точкой до этого молчавшего Фромма и бункером. Побоище было ужасным. Хорст буквально выкосил первую волну нападавших. Бронежилеты не спасали от шквального огня в спину и в упор. Атака спецназа, захлебнувшись, откатилась к северному бункеру и за канавы. Оттуда методично работали снайперы, но Николь заставил их замолчать. Манфред уже два раза менял ствол его пулемета, после того как пули из раскаленного ствола начинали шлепаться в нескольких десятках метров от амбразуры, как неудачно брошенные камешки.

Из люка появилось лицо Фромма.

— Ну, как я их? Пусть только снова сунутся!

У него был такой вид, будто он только что выбрался из ада.

— Ганс, кончай, побереги патроны! — крикнул Манфред сквозь грохот пулемета.

Наступило затишье. Только пару раз, как бы ставя точку в провалившейся атаке, из леса выстрелил гранатомет, метя по бойницам. Мимо.

— Ну, из базуки эту хижину не прошибешь, — слабо улыбнулся Николь, прикрываясь от мелких камешков и ошметков земли, залетевших внутрь.

Опять позвонил Фритц:

— У меня все в порядке, только вот отстрелили правое ухо, сволочи, собакины дети!

— Однако уже темнеет, — заметил Мяскичеков, поглядывая на темно синее небо, пробивающееся через дым. У него слезились глаза от пороховых газов.

Через полчаса над лесом раздался оглушительный рев приближающихся истребителей. Штурмовики на большой скорости пронеслись над «Логовом» и сделали боевой разворот, форсируя двигатели. Манфред увидел, как солдаты бегут назад, в лес, подальше от объекта авиационной атаки. Штурмовики же еще раз, вхолостую, спикировали на центральный бункер, будто примериваясь, и, зайдя в третий раз, вывалили из под крыльев овальные тушки бомб. Бетонные казематы вздрогнули, заходили ходуном, встряхнулись в оглушительном грохоте. С перекрытий посыпался кусками бетон, обнажая арматурные сетки, стены покрылись змеевидными трещинами.

Мельчайшая пыль полезла в глаза, легкие, накрыла собой все вокруг.

Удар повторился.

В коридоре что то рухнуло, страшно взвыли запертые за стеной боевики. Огромный кусок бетона сокрушил нары, на которых лежал Николь, и придавил ему грудь. Манфред, прижимаясь к стене, бросился к Гансу. Его правая рука конвульсивно сжималась.

— Я никогда не думал, что вот так умру… — прошептал Николь посиневшими губами. Изо рта хлынула черная кровь.

Фромм опустился рядом на колени и закрыл ладонью мертвые глаза своего товарища. Над покрытым пылью и дымом «Логовом» разнесся замогильный звук громкоговорителя:

«Герр фон Фогельвейде, сопротивление бессмысленно. Сдавайтесь, и вам будет сохранена жизнь. Руководство КГБ гарантирует вам прекрасные условия содержания в Лефортове».

Сквозь искажения репродуктора Манфред узнал голос Татаринова.

— А что такое Лефортово? — спросил Фромм.

— Это тюрьма КГБ в Москве, — отозвался Манфред сквозь кашель.

Мяскичеков вытряхивал из за шиворота бетонное крошево и тер грязными кулаками глаза:

— Вот ублюдки то, вот ублюдки…

За стеной надсадно стонал кто то из пленных боевиков.

«Старший лейтенант Мяскичеков, вы храбро выполнили свой долг. Вы представлены к правительственной награде орден Красной Звезды. Уничтожьте немецких шпионов и выходите. Уничтожьте пособников империализма и выходите…» — надрывался репродуктор.