Валерия Вербинина - Тайны Баден-Бадена

Михаил заверил графиню, что он совершенно ее понимает, и, пользуясь случаем, рассказал эпизод, который ему поведал Гончаров и который не вошел во «Фрегат «Паллада». В Лондоне Иван Александрович стал свидетелем того, как матросы хохотали над солдатами-шотландцами, которые стояли на карауле в своих живописных юбках. «Смотри-кась, а королева-то ихняя им штанов не дала!» — зубоскалили матросы. Дойдя до этого места в своем рассказе, Михаил понял, что малость увлекся, и опомнился; но, судя по безмятежному лицу Веры Андреевны, она едва слушала его.

— Если Карл убивает невесту, то он теряет ее приданое, а взамен приобретает только золотую цепочку и несколько флоринов. Я уж не говорю о том, что он должен был понимать, что рано или поздно тело найдут, он — последний, кто видел Софи живой, и к нему в первую очередь возникнут вопросы. — Графиня Вильде недовольно нахмурилась. — Вы видели его семью? Какое впечатление она на вас произвела?

— Отец с сизым от пьянства носом, мать, судя по всему, давно махнула на мужа рукой и занимается только детьми, — сказал Михаил.

— А Мюллеры? Что вы скажете о них?

— Я видел только Петера Мюллера, и то мельком, а в основном говорил с соседями. Они считали Софи сметливой девушкой, что бы это ни значило. Сам Петер, по-моему, из тех людей, которым ни в чем толком не везет. Он сменил множество работ, был и кровельщиком, и слугой, и кем-то еще. За женой взял небольшое приданое, открыл лавку, но приобрел привычку в воскресенье похаживать в казино и в скором времени все потерял. С тех пор дал зарок не приближаться к рулетке и свое слово держит. Все в один голос говорят, что он хороший семьянин, не пьет и даже не курит. Кажется, он не очень одобрял поведение своей дочери, но Карл ему нравился. Петер надеялся, что Софи выйдет замуж и образумится, и она сама, по-видимому, так думала. Я пробовал узнать, не было ли у нее врагов, но на меня смотрели так, как будто я спросил что-то очень странное, — Михаил замялся. — Должен вам сказать, что так получилось, что я истратил часть ваших денег. Тихменёв обещал дать мне тему для статьи, и когда я ее напишу…

— Ах, оставьте, Михаил Петрович! — отмахнулась графиня. — Не помню, чтобы я говорила вам хоть слово о том, что вы должны возвращать мне деньги. Когда-нибудь потом, если вы все еще будете считать себя моим должником… тогда, пожалуйста. А сейчас не стоит, право слово.

— Тот полицейский, Брумм, который ведет дело, производит впечатление очень дотошного господина, — сказал Михаил после паузы, видя, что Вера Андреевна не настроена обсуждать тему денег. — Мне кажется… я, наверное, должен рассказать ему о том, что тогда видел.

— И он непременно заинтересуется, почему вы не рассказали обо всем раньше, — усмехнулась графиня. — Сколько лет Карлу Гаусу?

— Я думаю, чуть больше двадцати.

— У него нет видов на какую-нибудь другую невесту, более богатую, например? Софи не могла мешать ему в этом смысле?

— Я не узнавал. А зачем…

Он хотел продолжить: «…зачем ему убивать Софи, когда он мог просто разорвать помолвку», но собеседница не дала ему договорить.

— Вы не слишком много разузнали о нем, — промолвила Вера Андреевна с досадой, — как, впрочем, и о Мюллерах. Не могу поверить, что вы не догадались сочинить, что вам нужна швея, и не поднялись побеседовать с Шарлоттой. Куда вы так торопились?

Михаил надулся. Он не стал говорить Вере Андреевне, что после беседы с профессиональным полицейским его собственное расследование стало казаться ему чем-то зыбким и, если быть откровенным, не имеющим никакого практического значения. Кроме того, в тот день он действительно хотел успеть к Назарьевым, чтобы вернуть Анастасии три золотых. Но все оказалось не так просто, потому что Петр Николаевич перехватил Михаила еще на пороге номера и стал жаловаться на решение Натали немедленно всем вместе перебраться на виллу.

— Она нам только что сказала! Я даже не подозревал…

Отчаяние Петра Николаевича можно понять: «Европа» находилась недалеко от казино, в то время как вилла располагалась за городом, и оттуда до Conversation еще надо было добираться. С трудом отделавшись от собеседника, Михаил Петрович все же улучил момент, чтобы отдать Анастасии деньги. Она поглядела на него с изумлением.

— Я выиграл их для вас, — сказал он. — Если вы не согласитесь принять их, я… я сочту, что вы не хотите даже считать меня своим другом.

Совершенно растерявшись, девушка взяла три золотых.

— Я всегда буду считать вас своим другом, — пробормотала она, — только, Михаил Петрович, прошу вас, не играйте больше! — Быстро оглянувшись, она понизила голос: — Я же вижу, как игра меняет Петра Николаевича… Он то весел сверх меры, то ходит мрачнее тучи, у него стало дергаться веко, и… он уже временами не владеет собой. Пожалуйста, пообещайте мне, что больше не станете играть!