Валерия Вербинина - Тайны Баден-Бадена

— Какие еще лишения ты терпел? — крикнула Глафира Васильевна, просовываясь в другую дверь, за которой, очевидно, находилась еще одна комната. — Изверг! Деспот!

— Ну Глафира Васильевна, ну не стоит, право… — Анастасия потянула приемную мать обратно.

— Да ведь, если вдуматься, что такое моя жизнь? — застонал Петр Николаевич, уже не сдерживаясь. — Хотел в армию пойти — денег не хватило! Стихи в молодости сочинял — все смеялись… Служил, как мог, богу, царю и отечеству… усы мечтал отрастить, усы! Такую малость… Но нет! Государь император Николай Павлович решил, что чиновникам усы не положены… Только бакенбарды! А у меня в бакенбардах физиономия, как у сома на блюде…

— Петр Николаевич, ну что ты говоришь! — запричитала Глафира Васильевна, вновь показываясь в дверях. И вновь Анастасия потянула ее обратно, чтобы успокоить.

— За границу в молодости мечтал поехать, мир увидеть! — закричал Петр Николаевич. — Так предыдущий государь и за границу пускал неохотно… Не вышло! Не дали мне пашпорта! Так и состарился среди забот и трудов… Тащил свой крест, как мог! Чужого ребенка на себя взвалил…

За той дверью, где находилась Глафира Васильевна, отозвались громким старушечьим плачем.

— И вот теперь, когда я старик и даже с бакенбардами смирился… вот! И заграница тебе, и казино, и все, что хочешь… А нельзя! Опять нельзя! Почему нельзя, я спрашиваю? — закричал он сорвавшимся тоненьким голосом в сторону двери, за которой скрывалась его супруга. — Другим можно, а мне нельзя! Господи, я за игорным столом… может быть, впервые в жизни человеком себя почувствовал! Красное, черное, чет, нечет… Что деньги, деньги — тлен и суета! Человеком быть хочу, че-ло-ве-ком! Хоть так, хоть в этом проклятом казино! Не дал мне бог возможности совершить подвиг, сделать что-то большое — пусть хотя бы у игорного стола… Разве я многого прошу?

Он заплакал, и слезы, настоящие, тяжелые слезы катились по его щекам. Михаил совершенно растерялся. Сам он был задавлен бедностью и вынужден рассчитывать каждый свой шаг. Сравнивая Назарьева с собой, он был готов счесть Петра Николаевича чуть ли не баловнем судьбы, и признания собеседника его совершенно ошеломили.

«Чего-то я не понимаю в жизни… — в тревоге подумал Михаил, — чего-то или… всего?» Как мог, он стал успокаивать Петра Николаевича. Все образуется, он взрослый человек, он вернется в казино, когда захочет.

— Вы плохо знаете Глафиру Васильевну, милостивый государь, — вздохнул Назарьев, вытирая слезы уголком полотенца. — Теперь она меня к казино не подпустит на пушечный выстрел. — Он заворочался, поудобнее устраиваясь на диване, больше предназначенном для того, чтобы на нем сидели. — Эх, а ведь есть же счастливые люди! Живут где хотят и как хотят, никому не отчитываются, играют в казино… вот Григорий Александрович, к примеру. Никто ему не указ, и усы он может носить, когда пожелает, потому как в армии служил и награду за Крымскую войну имеет…

Ах так вот почему Осоргин столь легко отделался на дуэли с адъютантом Меркулова. И все же, слушая своего собеседника, Михаил не мог отделаться от мысли, что счастье, зависящее от каких-то усов и возможности играть в казино, кажется ему на редкость убогим.

— Так вы тоже можете отпустить усы, Петр Николаевич, — сказал он вслух, — сейчас уже нет таких ограничений, как прежде.

— Да мне уже не хочется, — вздохнул Назарьев. — Привык я к бакенбардам, Михаил Петрович, ко всему привык, стерпелся со своей жалкой долей… Эх! — И он безнадежно махнул рукой. — Ведь помру же, и ничего от меня не останется, ничегошеньки, нихт, зеро!

«А ведь если вставить его в роман, — мелькнуло в голове Михаила, — он сгодится только на комического персонажа, а тут не комедия, тут целая трагедия человеческой жизни… И как ее описать? И кто захочет читать о терзаниях мелкого помещика, немолодого и некрасивого, которого отлучили от игры?»

— Знаете что, Петр Николаевич, — сказал он вполголоса, наклоняясь к Назарьеву, — я поговорю с Натальей Денисовной, чтобы она повлияла на Глафиру Васильевну. Может быть — я говорю «может быть», потому что ни в чем еще не уверен, — вам разрешат вернуться в казино. И потом, Наталья Денисовна сама, наверное, захочет там бывать… по известной вам причине.

Петр Николаевич взволнованно приподнялся, лицо его просияло, он весь словно преобразился. Писатель не мог надивиться на своего собеседника.

— Голубчик! Благодетель! Да ежели вы… если вам удастся…