Валерия Вербинина - Тайны Баден-Бадена

— Я ничего не обещаю, — прошептал Михаил. — Но попробую. Не сердитесь, если у меня ничего не получится!

— Михаил Петрович, ангел вы мой! Да за это… честное слово, на что угодно готов! Что хотите, просите у меня…

— Ну что вы, Петр Николаевич, я же еще ничего не сделал… — Тут ему в голову пришла одна мысль. — Извольте, есть один вопрос, на который я хотел бы знать ответ. Модест Михайлович Дубровин — он метит в женихи Анастасии или нет?

— Думаю, да, — просипел Петр Николаевич, оглядываясь на дверь, за которой скрывалась его супруга. — Но мне никто ничего определенного не говорил. Формального предложения полковник еще не делал… По-моему, он хочет точно знать, какое у Анастасии будет приданое.

— Ах, вот как! — Желваки на скулах Михаила заходили ходуном.

— С нашей стороны мы ей многого выделить не сможем, но… — Петр Николаевич цепко взял собеседника за пуговицу, — я так понимаю, приданым будет заниматься Наталья Денисовна, и… у Анастасии есть все основания считать себя богатой невестой.

Михаил постарался, чтобы при этих словах на его лице ничего не отразилось, но Петр Николаевич поглядел на него, угадал его переживания и тотчас же отпустил его пуговицу, что обычно с Назарьевым случалось нечасто.

— Так вы поговорите с Натальей Денисовной? — спросил Петр Николаевич после паузы.

— Да, прямо сейчас и пойду, — ответил Михаил, поднимаясь с места.

На лестнице он столкнулся со второй горничной Меркуловых, которая считалась личной прислугой Натали и, по слухам, носила от нее записочки Осоргину. Эта горничная была некрасива, с умными темными глазами и тем особым выражением лица, какое бывает у служанки, пользующейся доверием своей хозяйки. Она поглядела на Михаила так же, как смотрела на остальных слуг — сверху вниз, с нескрываемым чувством собственного превосходства.

— Я ищу Наталью Денисовну, где она? — спросил писатель.

— В саду.

Михаил направился в сад. Натали сидела в беседке, увитой виноградом, и ее светлое платье, поза и сложенный зонтик от солнца, которым она рассеянно чертила возле своих ног, могли восхитить любого художника. Однако когда она вскинула глаза на приближающегося писателя, он подумал, что тут-то у художника и пропало бы всякое желание запечатлеть ее на своем холсте.

Почтительно поздоровавшись, Михаил изложил суть дела, закончив словами, что только Наталья Денисовна способна повлиять на Глафиру Васильевну, чтобы та разрешила мужу хоть изредка играть в казино.

— Моя троюродная сестра чудовищно упряма, — сказала Натали скучающим тоном. — Боюсь, мне нелегко будет заставить ее переменить решение.

— Но вы же будете ездить на музыку, — сказал Михаил, — а казино совсем рядом. И потом, там всегда есть на что посмотреть. Можно попытать счастья на рулетке… или понаблюдать, как играют другие.

Натали слегка нахмурилась, уловив намек на Осоргина, и пристально посмотрела на собеседника. Михаил ответил широкой улыбкой, но заметил, что весь взмок.

— Предположим, я поговорю с сестрой, — наконец промолвила Натали негромко, делая вид, что ее внимание занято исключительно бабочкой, порхающей над кустами напротив беседки. — Но и вы, Михаил Петрович, должны кое-что мне пообещать. — Теперь она смотрела на Михаила в упор, и ее взгляд ему инстинктивно не понравился. — Вы не станете внушать Анастасии необдуманных надежд. Покамест я терпела вас, потому что вы казались вполне благоразумны. Я согласна видеть вас за столом в качестве… ну, назовем это другом семьи, пожалуй. Можете сколько угодно говорить с Петром Николаевичем о погоде и колебаниях курса рубля, носить моську Глафиры Васильевны и рассуждать о литературе, но если я замечу, что вы пытаетесь вскружить Анастасии голову… — она холодно улыбнулась, сочтя ниже своего достоинства заканчивать фразу.

Михаил многое мог сказать своей собеседнице, и будь они в романе, он бы возмутился и воскликнул:

— Вы не смеете говорить со мной, как с лакеем!

Или, на худой конец, стал бы убеждать собеседницу, что она ошиблась и он не питает к ее дочери никаких чувств. Но в жизни писатель лишь ощущал полное, ослепительное бессилие. Немногого хватило бы сейчас, чтобы восстановить против себя Натали, и это автоматически означало, что он будет изгнан навсегда.

Поэтому Михаил лишь выдавил из себя подобие улыбки и промолвил:

— Вы не ошиблись во мне, Наталья Денисовна. Я буду благоразумен.

Ему казалось, что он еще никогда в жизни не испытывал такого унижения. Из-за кустов показалась горничная, с которой он недавно разговаривал, и доложила госпоже, что Андрей Кириллович интересуется, в котором часу лучше подавать обед.